Она забралась на унитаз что бы посмотреть, что я делаю в соседней кабинке? От этой мысли мне стало не просто паршиво. Я почувствовала себя преступником, застуканным на месте с уликами.
— Не твое собачье дело! — Я очень сильно занервничала. Быстро засунула послание в рюкзак и открыла дверь.
И снова столкнулась с ней. Ее лицо вблизи было настолько симпатичным, что у меня свело зубы. И совсем стало паршиво, когда рыжая улыбнулась.
— Слушай хамить то не обязательно. — Она с любопытством, не прекращая улыбаться, пригляделась к моему рюкзаку.
— Сказала же. НЕ ТВОЕ ДЕЛО! — Буркнула я, ощущая, как лицо заливает краска.
— Хорошо, хорошо, мне просто жалко твой цвет лица. Без обид. — Рыжая продолжала отрываться.
Выносить это унижение, опустошающее меня изнутри я больше не собиралась, развернулась на каблуках к выходу, но со своей неуклюжестью поскользнулась на плитке. С трудом удержала равновесие, а вот мой не застегнутый рюкзак приземлился на пол рассыпая все содержимое.
Быстро, насколько могла и лихорадочно, я попыталась собрать все содержимое. Гнетущее чувство неловкости всей ситуации заставляло меня с трудом сдерживать слезы.
Что могло быть хуже?
Оказывается, могло. И эта мысль повторится в моей голове ни раз за сегодня. И каждый раз я буду понимать, что — Да. Хуже может быть.
Когда я почти все собрала, ощущение полной обреченности накатило волной, заставляя разучиться дышать и чувствовать пол под ногами. Рюкзак снова выпал из моих рук.
— Слушай, я бы на твоем месте сожгла это как опасную улику. А, я, так и быть сделаю вид что не видела это убожество — Она злорадно хихикнула, рассматривая мое признание в любви Адаму. И судя по всему, успела его прочитать. — А кто такой Адам?
На эмоциях я попыталась вырвать свое послание у нее из рук, а рыжая хохоча просто вытянула руку вверх. Она была значительно выше меня. Несколько раз я остервенело попыталась допрыгнуть, но безрезультатно.
Мне уже начало мерещится, что у рыжей выросли рога, как у черта. А когда она несколько раз гавкнула, словно изображая меня — не выдержала и замахнувшись ладонью, отвесила ей пощечину.
И это была моя ошибка.
Почти сразу я ощутила, как мою щеку обожгло огнем, от ответной пощечины. Да так, что за пульсировало все лицо и искры посыпались из глаз. Я почти влетела в раковину, но последний момент успела упереться в нее руками.
В следующую секунду, рыжая схватила меня сильно за шею с затылка и прижала лицом к зеркалу над умывальником. Сжимала сильно и больно. Откуда в ней столько силы, или это я такая слабая?
Она наклонилась ко мне и прошептала на ухо:
— Ты видимо что-то перепутала раз решила, что я разрешу тебе свои лапки распускать. Меня веселили твои огрызания, но, если еще раз попробуешь меня ударить — руки оторву. Наконец она разжала руку, отпуская меня. Когда я медленно повернулась, чувствуя, как подгибаются коленки, рыжая швырнула мне в лицо мое послание.
— Не унижайся этим, но это конечно твой выбор. Не благодари. — С этими словами рыжая вальяжно вышла из туалета.
А я осталась стоять с чувством моего полного и несмываемого унижения. На моем факультете был один парень, к счастью не в моей группе, который меня часто задирал. Иногда задирал сильно, но на фоне ее он уже не казался мне таким ненавидимым и мерзким.
Послание Адаму не стала отдавать. Как минимум, морально была уже не готова.
Морально я готовилась к вечеру и знакомству с новым мужчиной моей мамы.
Мама настояла на том чтобы я надела свое единственное коктейльное платье, которое выбрала когда-то она мне в подарок на рождество. Платье футляр, длинной до колена, с палетками, в цвете пыльной розы и на тонких бретельках. Мама была от него в восторге. А я, глядя на себя в зеркало, видела невзрачное создание, с нулевым размером груди и бледной кожей, которую так отчетливо подчеркивал этот цвет.
Не знаю, чем руководствовалась мама, выбирая такой фасон и цвет, но оно явно подчеркивало во мне все что надо было скрыть.
Под данный наряд у меня не было аксессуаров. В принципе у меня их и так не было. Обуви подходящей тоже не было. Мама заставила одеть ее туфли, ужасные лодочки, сжимающие большие пальцы и шпилькой, на которой я даже ходить не умела.
И конечно волосы. У меня всегда были жесткие волосы, как солома с совсем легкой волной. Поэтому мне и не нравилось одеваться так. Нужна была прическа. Чтобы ее сделать самой на моих волосах, мне нужно было закончить курсы стилиста длинною в жизнь. И поэтому я любила мешковатую одежду, она с моими вечно торчащими в разные стороны волосами сочеталась лучше.