Глава 11
Неделя у Маши выдалась тяжелой. Каждый день с утра запись на студии, вечером репетиции программы с кордебалетом. А сегодня Серж вдруг заговорил о съемках клипа.
— Так рано? — удивилась она. — Я же еще ни разу не выступала на большой публике, ни одной моей песни не крутят на радио.
— Пусть будет, — отрезал он. — Меня хочешь поучить, как в шоу-бизнесе выживать?
Он был хмур по обыкновению. Виделись они редко, но, что называется, метко — он успевал выговорить ей положенные замечания, отругать за «лень и затягивание записи песен», неодобрительно отозваться об ее внешнем виде, в общем, выполнить свою обязательную программу на все десять баллов. Маша поначалу даже удивлялась, где он накапливает столько негативных эмоций. С грустью вспоминала слова Александра: мол, ты его отдушина. Уж что верно, то верно. Как в воду глядел аристократ. Бобров в свою отдушину от всей души плюет, выплескивает весь накопившийся сарказм. Наверное, он и заводит себе безропотных артистов, чтобы глумиться над ними в дурном настроении.
— Давай еще раз про дожди и эту… погоду нелетную, — Он плюхнулся на стул в центре зала.
Маша вздохнула. Танцевальная группа разделяла ее страдания. Они уже пятый час репетировали. Стрелки перевалили за десять вечера. Пора было расходиться, все устали. А меценат, он же продюсер, как Карабас-Барабас, готов щелкать плеткой до самого утра. Она встала на исходную позицию. Оперлась на стул, с которым должна была танцевать на протяжении всей песни.
— Шляпу возьми, не хрен халявить! — рыкнул Серж.
Певица подавила в горле первый приступ рыданий — неизменный конец их дебатов. Казалось, он специально доводит ее до слез. Зачем? И тут она припомнила, что сегодня ее ждет внизу Егор. Теплая волна пробежала от макушки к подбородку.
«Вот и замечательно, плевать я хотела на этого самодура!»
Это был хороший номер. И не просто хороший, а замечательный. Всю песню она должна была обыгрывать стул. Сначала одна, потом с партнером-танцовщиком. И еще у нее была широкополая шляпа. В ней она становилась похожа на американскую контрабандистку времен сухого закона. И музыка хорошая, явный шлягер. Легкая, игривая, простая для запоминания.
«…и ерунда, что погода нелетная,
Я до тебя по земле доберусь…»
Им всем нравился этот номер. Они готовы были исполнять его, даже изнемогая от усталости. Когда стих последний аккорд, Бобров хлопнул себя по коленям, словно не мог дождаться, когда все закончится, встал и направился к выходу, по обыкновению буркнув на ходу окончательный вердикт:
— Эту и будем снимать. Завтра встретимся в моем офисе с режиссером.
Он ушел, а Маша вылетела в коридор в надежде увидеться с Егором. Тот сидел на подоконнике, болтал ногами.
«Как школьник, которого оставили после уроков», — мелькнуло у нее в голове.
Она подбежала к нему, чмокнула в щеку.
— Не, так не пойдет. — Он стиснул ее в крепких объятиях, прижал к себе. — Я тебя третий час жду. Сначала на улице торчал, потом в холле, потом уговорил охранника пустить меня поближе к залу. Так и добирался мелкими перебежками. Оказывается, путь к сцене труден и тернист.
— Партизан, — улыбнулась она.
— А это кто?! — прогудело у нее за спиной.
Егор от неожиданности вздрогнул, вытянул шею, чтобы рассмотреть нахала. Нахалом, к ужасу Маши, оказался все тот же Бобров. Сейчас он стоял, сверля парочку гневным взглядом. Мария старалась припомнить, есть ли в контракте пункт, запрещающий ей какую бы ни было личную жизнь. Такого не припоминалось. Хотя, если учесть легкость, с которой она поставила свою подпись, она могла этот пункт просто не заметить.
— Э-это Егор, — запнувшись, сказала она почти шепотом.
— Я тебе машину хотел подогнать, — краснея на глазах, прорычал продюсер.
— Я ее довезу, — ничуть не смутившись, ответил ему Егор.
«Эх, — с тоской подумала певица. — Тебе-то, конечно, нечего пугаться. Можешь смело строить из себя храбреца. Все шишки — мне».
— Ах так. Что ж, ладно, — несколько разочарованно протянул вдруг Бобров, наверное, решив, что скандал в коридоре, пожалуй, перебор, — Вернулся, хотел сказать, что жду тебя завтра после студии. В общем, в шесть в моем офисе.
— Хорошо. — Она поспешно кивнула, опасаясь, как бы он не передумал насчет скандала.
Но он не передумал, развернулся и быстро исчез на лестнице.
— Фу… — вырвалось у нее. — Пронесло.
— Да пошли ты его куда подальше! Жирный урод! — Егор развернул ее в сторону зала. — Иди одевайся быстрее. Я ужасно проголодался.
— Он не урод, он мой продюсер, — поправила его певица.
— Можно подумать, продюсеры уродами не бывают.
— Бывают, с этим не поспоришь, но только не Серж. Он знаешь какой?
— Ну?
Она обернулась:
— Как броня. Надежный. И еще он добрый.
— Да? Что-то не похоже, чтобы из него патока сочилась. А чего это ты его защищать взялась?
Маша усмехнулась и пожала плечами:
— Он же мой продюсер!
Придя домой. Она рухнула на диван, простонав:
— Кто там говорил про голод?
— Я, — Егор шмыгнул на кухню, зашуршал пакетами, загремел посудой.
Она слушала эти мирные звуки, думая о том, что все у нее в жизни складывается замечательно. Кажется, она добилась и того, о чем так долго мечтала, и того, о чем не мечтала вовсе. Девочка с Севера скоро выпустит свой первый альбом и первый клип. И еще у нее есть замечательный Егор, который понимает и жалеет ее. Вон с каким энтузиазмом готовит для нее ужин. А по утрам приносит кофе в постель. Могла ли она думать, что все так распрекрасно сложится. Конечно, Егор не утонченный Александр. У него не такие манеры, да и что там греха таить, не такой он вовсе. И никогда таким не будет. А надо ли? Он и сам по себе хорош. Уже то чудесно, что не похож на Боброва. Решительно ничем. Именно такой ей сейчас и нужен, непохожий на Сержа. Егор — это ее отдушина, ее жилетка, в которую можно выплакаться после трудного общения с этим монстром. Как же она устала от своего продюсера. Вот сегодня защитила его, а зачем? Разве не прав Егор? Бобров — злобный тип и ее ненавидит, словно она ему заклятый враг. Вечно бурчит, а то и взрывается ни с того ни с сего. Добрый! Какой, к чертям, добрый! Хотя там, в гримерке «Кристалла», он мог бы сказать гадость. Мог бы наорать за то, что плохо выступила, публику не заинтересовала. Но он не наорал. Наоборот, похвалил. И эта похвала ей дороже самых бурных рукоплесканий. Вот в чем секрет. Он — сильный. Он давит на нее своим авторитетом. Но как его не послушаешь, ведь он всегда прав.
— Е-мое, — пропыхтел Егор.
Маша открыла глаза. Он присел на корточки над горкой вывалившихся из шкафа в гостиной бумаг. Большая часть из них была исписана текстами песен.
— Хотел найти салфетки, прости, прости, прости, — он принялся собирать листки.
Вдруг замер, вгляделся в один. Потом вытащил и второй:
— Это еще что? Ты рисуешь?
— Я? Рисую? — Она встала с дивана, присела рядом и замерла.
Он держал в руках эскизы проклятого кулона Ирмы Бонд, которые ей подарил художник Коля. Она совсем забыла о них. Вот, значит, как, чертово украшение не оставляет ее в покое. Сердце екнуло — оригинал находился в метре от своего изображения. Там, в ящике, под бельем маленькая коробочка с вещами певицы. Надо бы убрать подальше от расспросов.
– Это не мои рисунки. Это работы моего друга. Он художник.
– Друга? – Егор покосился на нее тем самым нехорошим взглядом ревнивого мужчины.
Маша усмехнулась.
– Он просто друг.
— Он что, работает на ювелирную компанию? – Егор ткнул пальцем в нарисованный кулон, который Коля изобразил объемно и многогранно. Куда интереснее, чем Катю.