Взяв под руку, Матвей Александрович перевёл Надю через дорогу.
— Садись, — он открыл дверцу машины.
— Я не поеду.
— Садись.
— Я не поеду! — упорствовала Надя, думая, что Матвей Александрович отвезёт её в реабилитационный центр.
— Как хочешь, — и, хлопнув дверцей, он открыл свою.
— Ладно, — недовольно согласилась Надя и быстро села в машину.
Глава шестая
Ехали молча.
Матвей Александрович включил, по определению Нади, какую-то странную музыку, и смотрел только на дорогу, словно ехал один, а Наде было всё равно, куда и зачем они направляются, главное, вместе. Она крутила головой от одного окна к другому, и вскользь, как-то случайно, поглядывала на самого обожаемого из обожаемых. Она сняла бейсболку, и незаметно положив на колени его фуражку, совсем недавно брошенную Катей на заднее сидение, с любовью её рассматривала, крутила, поглаживала, и очень хотела примерить, но боялась, что Матвей Александрович будет ругаться.
На развилке машина не поехала прямо, в сторону краевой столицы и социально-реабилитационного центра, а свернула вправо. Надя непроизвольно обернулась и посмотрела на оставшийся позади заброшенный пункт ДПС, а через минуту промелькнул дорожный знак «Белое поречье».
— А куда мы едем?
Маринин молчал и не то что бы улыбался, но заметно радовался, слегка сощурив глаза.
— Очки что ли надеть? — подумал он.
— А почему белое?
— А ты как думаешь? — очнувшись, спросил Матвей Александрович, и опустил «козырёк».
— Может, снега много….
Матвей Александрович качнул головой и поиграл бровями.
— Подумай.
Надя просияла улыбкой, потому что Матвей Александрович её «простил». Задумалась, обводя глазами салон машины.
— Может, белых много…? — неуверенно предположила она и потёрла пальцы, сильно их сжимая.
— Это, каких же это белых? — заинтересовано, хотя не без иронии, поинтересовался Матвей Александрович.
— Которые с красными воевали.
В зеркале заднего вида отразились удивлённые карие глаза.
— Красивая версия! А «поречье» почему?
— Не знаю. Слово какое-то странное. Старое, наверно.
— Сдаёшься, команда знатоков?
Надя кивнула.
— Туман. Просто туман. Над рекой утром густой туман, почти всегда.
Надя внимательно слушала Матвея Александровича, такого умного, красивого и вообще самого лучшего, совершенно не испытывая стыда за свою нелепую догадку. Она упёрлась подбородком в боковину его сидения, и голова раскачивалась от быстрой езды и немного кружилась от совершенно необыкновенного одеколона.
— А зачем?
— Зачем, что? Туман?
— Едем зачем?
— За туманом, за туманом и за запахом тайги! — довольно пропел Матвей Александрович.
— А я знаю эту песню! Тыщу раз слышала. Нудная.
— Ты прямо-таки, как я погляжу, вообще, всё знаешь.
— А Вы думаете, что я дебилка?
— Да, нет, конечно, — неловко оправдывался Маринин. — Наоборот, я хотел тебя похвалить, что ты — молодец, много знаешь.
Надя понимающе и чуть обиженно шмыгнула носом и откинулась назад. С удовольствием пару раз выгнула спину, сводя лопатки вместе, и расслабив их, закрыла глаза. Через минуту она посмотрела в лобовое стекло, почувствовав, что машина почти ползёт, а не едет.
По дороге, с одного брошенного поля на другое, не спеша копытило небольшое стадо. Коровы на ходу вдумчиво пережёвывали траву, энергично двигая нижними челюстями, и обмахивали себя грязными хвостами, густо увешанными мелкими зелёными колючками, всем своим видом показывая, что спешить им некуда.
— Коровы, — заворожено проговорила Надя, словно увидела модный бойз-бэнд в полном составе.
— Коровы…. Пригнись, на всякий пакостный.
Надя беспрекословно легка на сидение и затихла. Она слышала, как сработал ручник и щёлкнул ремень безопасности.
— Я сейчас.
Надя осторожно подняла голову и в промежуток между сидением и подголовником увидела Матвея Александровича и какого-то старика. Потом легла на живот и надела фуражку.
Старик, с которым разговаривал Матвей Александрович, был в кепке, тёмных затасканных штанах, расстёгнутой рубашке и растянутой полосатой футболке, на ногах болтались резиновые сапоги до колена. Выбрит. В левой, жилистой и шероховатой даже на вид, руке, была пластиковая бутылка с водой на донышке, в другой — длинный прут.