Откуда-то из-за пристройки вышел пятнистый серо-коричневый кот, неспешно потянулся и слабо мяукнул.
— Ой, котик! — Надя наклонилась и погладила его по голове. Кот благодарно теранулся о ноги.
— Иди, мышей лови, багодул! — нарочито сурово проговорил Матвей Александрович.
Кот устремил на него сонные оливковые глаза.
Маринин звякнул связкой ключей и открыл широкую зелёную дверь, слегка поддев ей снизу.
— А как его зовут?
— Совсем перекосилась, — словно извиняясь, одновременно и перед домом и Надей, за запущенность и хозяйский недосмотр, констатировал Матвей Александрович. — Ластик.
— Ластик?! Как резинку? — услышал он за спиной, когда уже был на веранде.
— Наверное. Дочь назвала. Сначала тоже, котик-котик, а потом бабушке сослала.
— Бабушке…? А где… она?
— Умерла. Здесь жила моя мама, ну, и я, когда-то, — тихо и спокойно ответил он.
Надя остановилась, едва переступив порог, словно качнулась назад. Ей стало, безумно жаль Матвея Александровича. Конечно, он взрослый человек, но ведь без мамы всегда тяжело. И она подумала о своей матери, о том, что и она умрёт, и как сама Надя иногда желала этого. Но если маму, пьяную и злую, извергающую жуткий грязный мат, начинал бить сожитель, она отчаянно бросалась на защиту. Больно получала, отлетала, ударялась, и снова бросалась, не боясь и не раздумывая.
— Только бы я раньше, чем Матвей Александрович! А лучше вместе. Сразу! — решила она, и воображение мгновенно нарисовало картину совместных похорон.
— Проходи, коли пришла!
Надя, взяв кота на руки, пошла на голос.
Просторная беленая комната с кухонным гарнитуром вдоль стены. У окна, в которое были видны берёзы и скамейка, стоял небольшой стол, два советских стула, а на печке в углу — цинковое ведро с водой. Матвей Александрович включил в розетку старенький магнитофон, стоящий на холодильнике, и через мгновение в доме «появилось» радио. Открыл холодильник, и, щёлкнув пальцами, закрыл.
— Я сейчас.
Надя отпустила кота, который густым тестом стёк на пол, и подбежала к окну. Матвей Александрович по деревянной дорожке шёл к машине. Через пару минут он возвратился с пузатым пакетом, на боку которого красовался сплющенный логотип супермаркета.
Кофе, чай, сахар, какие-то конфеты, булка хлеба, две пачки кошачьего корма, две бутылки пива, колбаса, кусок сыра, селёдка, сайра, тушёнка и две пачки пельменей — всё это оказалось на столе.
— Есть, хочешь?
— Хочу, — призналась Надя.
— Сейчас поедим.
Матвей Александрович бросил смятый пакет в коробку между окном и холодильником, в которой было десятка два таких же полиэтиленовых комков.
Надя испытывала удивительное чувство — чувство неожиданного и всепоглощающего счастья. Ещё час назад, она ловила машину на трассе, собираясь доехать до вокзала, а оттуда как-нибудь куда-нибудь, а теперь она сидела на кухне у Матвея Александровича, и он был близко, так близко, что она даже случайно коснулась его руки, когда потянулась за хлебом. Учитывая, что она «влетела» в него на улице, когда споткнулась, это было просто супер!
— Батареи?! У Вас батареи? — Надя удивлённо коснулась одной из двух белых труб, идущих вдоль стены ниже подоконника.
— Батареи.
— А почему? У Вас же печка?
— Почему…. Почему же, почему…. Белых много, — не удержался Маринин.
— Зелёных! — не зло огрызнулась Надя, и ещё раз осмотрела кухню.
Матвей Александрович задумчиво крутил пальцами зубочистку зажав её зубами. Надя несколько раз посмотрела на него и нерешительно промурлыкала.
— А можно я похожу…? Дом посмотреть….
— Да, конечно, — очнувшийся хозяин с радушной готовностью встал.
Из длинного беленого, чересчур засиненной известкой, коридора с примыкающей верандой, можно было попасть в четыре комнаты и кухню.
Они заглянули в первую, такую же по размерам как кухня, комнату, с двуспальной кроватью, заправленной одеялом с большим красным цветком и бежевым тюлем на окне. У двери стояло кресло, над которым висел, уже как три года не актуальный православный календарь. В углу у окна крепко укоренился громоздкий телевизор.
В зал они не входили — всё было хорошо видно через стеклянные вставки на дверях. Вдоль стены стоял старый сервант набитый сервизами и наборами рюмок и фужеров. На полочке пылились какие-то фигурки, чёрно-белые и цветные фотографии в дешёвых рамках. Всё обычно: палас, шторы, телевизор, диван и два кресла.