– А, чёрт, голова.... Где я? Что это? Андреа, что с тобой?
Он подполз к окровавленному телу.
– Андреа! Андреа!
Джакомо встал на колени и схватился за волосы.
– Что тут было?
Полными ужаса глазами он оглядел грязную комнату и увидел ещё одно тело.
Обнажённая девушка с неестественно вывернутой шеей лежала около потухшего камина.
Джакомо закрыл глаза.
Он вспомнил....
Помнишь, как тебе было сладко?
Помнишь…
Помнишь…
Я знаю, что помнишь…
Себе не лгите (Диоген)
Себе не лгите – все вы несвободны,
Как может быть свободным тот
Кто день и ночь богатства, славы ищет,
Удобств, роскошеств, ближнего теснит.
В вас нету даже отблеска свободы
И быть в плену вы сами только рады.
Ваш мир – тюрьма! Тюрьма пустых желаний,
Мечтаний призрачных и вечной суеты.
Само понятие свободы всем вам чуждо
И обрести её вы даже не пытались.
Да что вам говорить-то – вы же глухи!
Теперь, прошу, не заслоняйте солнце!
Мальвина
– Малька, ты сегодня работать пойдёшь?
Юлдуз открыла глаза.
Ей так не хотелось просыпаться, возвращаться в тошнотворную реальность…
Юлдуз…
Звёздочка…
Так называла её бабушка…
Всё, что она помнила о старушке, это сад…
И она купает её, маленькую, черноволосую и большеглазую, в тазике, а воздух пропитан ароматом цветущей черешни…
Юлдуз открыла глаза.
Светка сидела на ней и улыбалась.
– Вставай, вставай, вставай, соня!!! Семь вечера уже – работать надо!!! Или Мальвинка решила взять выходной?
Какой, блин, выходной – они ещё за квартиру не заплатили в этом месяце…
Малька....
Мальвина....
Дали же погоняло, чтоб их....
Спасибо папе, что наградил голубыми глазами…
Хотя там вроде волосы…
Ей захотелось заплакать…
Нельзя…
Нельзя…
Юлдуз шла по трассе и тёплый апрельский ветер трепал её волосы, перекрашенные в блонд.
Она ненавидела этот цвет, но Светка, вот чертовка, убедила её перекраситься…
Полицейские составляли протокол.
В-принципе, обычное дело – сбили проститутку, да и товарищ весьма трезвый и его корочки вызывают уважение.
Щас скорую вызовем, да и всё.
А пока простынёй накроем…
Юлдуз лежала, и по её щекам текло что-то обжигающее…
Слёзы?
Наверное…
Теперь уже всё равно…
Тёплые морщинистые руки гладили её лицо, а в воздухе разливался аромат цветущей черешни.
Засыпай, звёздочка…
Засыпай…
Страшные птицы
Они беззвучно прилетят в ночи
И унесут с собой глаза твои.
И мысли выклюют, и сердце растерзают.
И будешь неподвижен ты лежать
Во мраке, ослеплённый и безмолвный…
Чтоб вечно тлеть…
И вечность не сгорать…
Нарисуй для меня дождь
– Простите, я вам не помешаю?
Девушка в лёгком плаще села на скамейку и, наклонив голову, принялась выжимать волосы.
– Нисколько.
– А что вы тут делаете – дождь ведь идёт?
– Просто смотрю на дождь.
Она заливисто засмеялась.
– Что может быть интересного в дожде?
Она стояла, облокотившись локтями об подоконник, и смотрела в открытое окно.
– Снова дождь начинается…
– Тебе ведь, насколько я помню, дождь не особо нравится.
– Нет, но, хотя знаешь, я, наверное, полюбила дождь. По-своему.
Она подошла к нему, залезла с ногами в кресло, обхватила колени руками и задорно спросила:
– А ты можешь нарисовать дождь?
– Написать.
– Ну, хорошо, написать, так написать. Нарисуй, то есть, напиши дождь. Для меня. Пожалуйстаааа…
Он повернулся, улыбнулся и игриво провёл перепачканным краской пальцем по кончику её носа.
– Хорошо, но только, чур, не смотреть, пока не закончу.
Она сдёрнула ткань.
На холсте были они.
И дождь.
Как в тот день.
Она прикоснулась к шероховатой поверхности и беззвучно зарыдала.
– Что ты говоришь, бабушка?
Эллен отвлеклась от разглядывания картины, подошла к лежащей с закрытыми глазами старушке и наклонилась.
– Снова дождь начинается.
Девушка машинально посмотрела в окно – за ним светило солнце…
Остановись!
Остановись! На миг замри!
Взгляни!
На тех, кто были здесь царями и рабами,
На тех, кто здесь народы покорял,
На тех, кто умирал, не покоряясь.
Теперь же все они бесплотны и безлики,
Стоят у пропасти в безмолвном ожидании.
Что ждёт их?
Пустота. И тишина.
Без страха. Без любви.