Именно в этот момент парень осознал ситуацию в полной мере: её и вправду больше нет. Одно дело, когда ты не видишь родного человека годами, бьешь себя в грудь, излагая длинные речи о ненависти и презрении к нему. Другое дело, когда ты видишь его синие губы, слегка пожелтевшую кожу и застывшее в вечном спокойствии лицо. И ничто уже не заставит этого человека открыть глаза, и ничто не заставит его вновь заговорить. Его матери больше нет, и Люцифер чувствовал тяжелый груз совести на своих плечах за это. Невольно вспомнил их последний разговор:
— О, это ты что смотришь? — она подошла у нему со спины положив мягкие руки ему на плечи. — Это той девочке?
— Мам, сколько раз просить? Не заходи в мою комнату без стука. Я уже устал повторять.
Она попятилась, забирая руки от него и прижимая их к груди.
— Прости, больше не буду, — так и попятилась к двери. Как-то странно прозвучала эта фраза, но Люцифер не придал этому значения, уткнувшись в монитор. — Синий лучше, как по мне.
И вышла из комнаты, тихо прикрыв дверь.
— Сегодня мы прощаемся с…
Голос падре терялся среди мыслей парня. Он злился, что не дал ей шанса, что никак не повлиял на это. Какой бы она не была матерью, она была его матерью. Хоть она и наломала дров, она не заслуживала смерти. И как бы парень не отрицал, он любил её — так же как и ненавидел, но любил.
Три сильных парня заколотили гроб: каждый удар молотком по гвоздям отдавался эхом в черепной коробке. В глазах Люцифера застыли слёзы, которые он торопливо смахнул дрожащими ладонями. Отец похлопал его по плечу.
Начался ливень, некоторые гости достали чёрные зонты — под стать событию, так сказать. Святой отец закончил свою речь и те самые парни погрузили гроб в яму, в груди брюнета неприятно защемило, а в глазах защипало. Он позволил слезам смешаться с каплями дождя и прикрыл глаза. Вскоре, ребята закончили и членов семьи призвали кинуть по горсти земли в могилу. На деревянных ногах Люци подошёл к краю и кинул горстку мокрой земли. Та со звонким звуком упала на крышку гроба. За ней упала другая — уже от отца. Тот ободряюще кивнул.
Вскоре парня отвезли домой, где он сменил одежду на сухую и чистую. Вернувшись домой, он поклялся себе, что больше никогда в жизни не пойдёт на кладбище, потому что это место заставило Люцифера чувствовать себя сначала виноватым, а затем пустым. Именно пустоту он чувствовал в тот момент, когда пытался дозвониться Уокер. Его встречали лишь три коротких гудка. Он попробовал ей написать, но куда не посмотри «пользователь не найден». Недолго думая, схватил ключи от своей Мазератти и приехал к дому Вики.
«Выставлено на продажу.»
Сердце упало в пятки. Люцифер колотил по двери со всей дури кричал, просил, чтобы Уокер его пустила, но тишина в доме намекала ему, что вряд ли там кто-то есть. Громко матерясь, он сел на крыльцо и уронил голову на колени. Ему было неимоверно плохо. Он ненавидел себя за то, как поступил с Вики, ненавидел себя за то, что не дал шанса матери… Причин ненавидеть себя у него хватало.
Время на часах показывало 12:37. Он собрал всю волю в кулак и поехал в место, которое стало последней надеждой — в школу. Нервно сжимая руль на светофорах, он закусывал свои губы, боясь представить, что будет если Уокер не окажется в стенах учебного заведения. Парню казалось — не поговори он с ней, его мир рухнет, не оставляя после себя ничего. Он знал, что должен извиниться, хотя никогда прежде этого не делал, знал что будет хоть на коленях ползать, но он не должен упустить эту девчонку. Чуть не врезался в школьный забор, влетел на парковку, громко свистя шинами по асфальту и оставляя за собой чёрные следы. По счастливой случайности, на крыльце стоял Марк и курил.
— Где?
— Что где? — непонимающе уставился на него Джонсон.
— Уокер не знаешь где?
— Один бог теперь знает, где наш пончик, — парень затянулся и выдохнул клубы белого дыма Люциферу в лицо, от чего тот скривился. — Забрала документы.
Люцифер отшатнулся от его слов, но лишь выдавил из себя:
— Позвонить есть?
Марк молча протянул свой телефон и брюнет судорожно заклацал пальцами по клавишам. Вызов.
— Номер абонента больше не обслуживается.
Воздуха стало катастрофически мало а земля ушла из-под ног.
«Единственный человек, с которым ты стал хоть чуточку лучше укатил в закат на чёрном Гелике и сжёг все мосты» — пронеслось в мыслях. — «Пиздец тебе, Люцифер.»
========== Часть 7. ==========
Комментарий к Часть 7.
Внезапно, даже для меня, вместо черновика получилась прода😅
Читайте с осторожностью: в главе присутствуют сцены насилия.
Самаэль практически никогда не заходил в комнату сына — уж слишком ценил его личное пространство и без надобности не нарушал. Делал он это из-за того, что хотел дать сыну всё то, чего не было у него в подростковом возрасте. У Денницы-старшего даже не было своей комнаты, о которой он мечтал с семи лет — жил он в одном помещении с тремя братьями, которые его ни во что не ставили, а такое сочетание слов, как личное пространство другого человека было для них ничем другим, как пустым звуком.
Мужчина долго решался, прежде чем нажать на ручку и толкнуть дверь. Очень сильно волновался о психологическом состоянии сына, сердце сжималось при одном только взгляде на него. Глубоко в своей душе мужчина понимал, что дело не только в смерти матери, но в то же время и в чужую лезть с расспросами он не очень хотел — опять-таки, вопрос личных границ. Думал, что если Люцифер захочет, сам расскажет. Но он не рассказывал. Всё, на что хватило его отпрыска — медленно убиваться, держа все свои переживания внутри. Видел же, что что-то гложило — неспроста все его выходки! Денница-старший осознанно ещё в детстве выстроил в голове Люция образ большого грозного дяденьки, которого лучше не тревожить по пустякам, поэтому на задушевные разговоры длинной в несколько часов изначально и не надеялся. Но элементарное «пап, помоги» было способно в корне изменить ситуацию. Он мог бы силком отправить сына куда-то к бабушке на ферму: полоть грядки и копаться среди коровьего дерьма; заставить терпеть сеансы у психолога или того хуже — запихнуть в реабилитационный центр до конца лета. Мог бы поступить, как его собственный отец, но противился в этому. Как бы сильно не хотел так поступать, вскоре осознал, что это единственный правильный выход. Он уже не мог видеть, как его единственный ребёнок медленными, но уверенными шагами ступает к собственной могиле.
Когда отец вошёл в комнату, ему в нос ударил сильнейший перегар — даже глаза защипало. Бегло осмотрев комнату, он обнаружил плотно закрытые чёрные шторы, гору из пустых бутылок и своё чадо, распластавшееся на полу с полупустой бутылкой Ханки Баннистера. Одна из самых дешевых бутылок виски из бара семейства Денниц находилась в ладони отпрыска и грозилась пролиться на белоснежный ковёр, который, давайте говорить откровенно, мягко говоря, потерял свой былой лоск. Самаэль присел на корточки у полумертвого сына и похлопал его по холодным щекам, приводя в чувство. Люцифер скривился, и матерясь перевернулся на другую сторону, проливая остатки виски из бутылки. Откуда-то к ногам мужчины выпрыгнул чёрный кот. Он жалобно сверкал огромными желтыми глазищами то на отца, то на сына, протяжно мяукая.
— Знаю, Сильвестр, я тоже волнуюсь, — Самаэль почесал пушистого за ушком.
Мужчине нужно было срочно привести сына в порядок и отправить в полицейский участок для дачи показаний, куда он должен был явиться ещё месяц назад. Детектив ясно дал понять, что его терпение уже на пределе, и, честно говоря, не очень то и хотелось его испытывать. Вернуть Люцифера хоть к какому-то подобию жизни — задача со звёздочкой, не иначе. Думая, как превратить проспиртованного овоща во что-то более менее похожее на человека, Самаэль раздвинул шторы и настежь открыл все окна в комнате. Помещение залил яркий белый свет, вызывая недовольное шипение со стороны того самого овоща. Он поморщился, обматерил отца на чём свет стоит и свернулся калачиком, подрагивая от алкогольной интоксикации. Прохладный утренний воздух стал некой отдушиной мужчине в этом помещении, пропитанном алкогольными парами и жалостью к себе. Немного отдышавшись, он вернулся к телу Люцифера и наклонился над ним: