Жила по принципу «хочешь есть — попей водички» до первого голодного обморока в ванной. Чудом не захлебнувшись, она поняла, что такой вариант вообще не вариант. Ей всё же пришлось начать есть, со внутренними истериками и паникой, но пришлось. За те почти полторы недели ей удалось сбросить восемь килограммов, но на этом Уокер и не хотела останавливаться. Когда вес начал понемногу возвращаться, Виктория с замиранием сердца и диким ужасом в глазах смотрела на циферблат весов. Выход тоже нашелся сам собой. После третьего инцидента девушку неистово рвало. Она до побеления пальцев сжимала ободок унитаза, когда её посетила одна мысль — она будет есть, но не будет давать еде усваиваться. Гениально, как ей казалось. Раз в несколько дней, она всё же позволяла себе не опорожнять желудок после завтрака. Было невыносимо трудно. После каждого такого трюка глаза слезились, а горло жгло адским пламенем от желудочного сока. Сбросив почти двадцать восемь килограмм за три месяца и достигнув отметки в сорок девять килограммов, она хотела остановиться, но привычки были сильнее. И она продолжала.
Мягкие черты лица превратились в острые, а некогда пухлые щёчки стали впалыми. Кожа была бледной и до ужаса тонкой, голубые глаза больше не блестели так как прежде. На них всё чаще появлялись контактные линзы, что незначительно меняли цвет — к более синему. Бровь, которую рассек насильник зажила, но волосяной покров в месте едва заметного шрама так и не восстановился, поэтому девушка сделала двойную высечку. Ключичные кости неестественно выпирали, а под ними красовалась её первая татуировка — надпись «burn to die». После неё было ещё несколько. Например, на плече, которое ранил Мальбонте, Виктория набила змею: она обвивалась вокруг руки начиная от предплечья, а голова её располагалась прямо у плечевого сустава. Змея была с широко открытой пастью, а в ней виднелись острые зубы и раздвоенный язык, что выходил наружу. На другом плече красовались цветы вырастающие из черепа.
Ребекка видела, что со старшей дочерью происходят страшные вещи, но все попытки заговорить с ней приводили только к громко захлопнутым перед носом матери дверям и крикам. Виктория ненавидела маму, она обещала, что всё будет хорошо. Она обманула, нихрена не будет хорошо. Когда девушка случайно нашла письмо из Гарварда, она оторопела, побледнела и, потеряв самообладание, разрыдалась прямо при Ребекке и сестре. В письме говорилось, что Мальбонте не приняли в университет. Зная Фредерика, девушка понимала, что ни в какое другое место он своего отпрыска не отправит и нужно ждать как минимум год, чтобы её жизнь из Ада превратилась во что-то сносное. Суровая правда жизни доказала отчиму — хочешь, чтобы тебя приняли на Уолл Стрит, будь добр получить корочку с Гарварда, а дальше будет видно. Именно там Фредерик хотел видеть своего сыночка. После этой новости Виктория закрылась в ванной и приложив острый нож к горлу, хотела закончить свои муки, но остановилась, замерев с железкой у горла, услышав громко включенную музыку в своей комнате:
«My Chemical Romance — I never told you what I do for a living»
«Another knife in my hands
Очередной нож в моих руках,
A stain that never comes off the sheets
Пятно, которое никогда не сойдёт с простыней»
Она сглотнула ком, и холодная сталь поцарапала кожу. Теряясь в мыслях, упустила несколько строк. Но продолжила вслушиваться:
«The kind of dirty where the water never cleans off the clothes
Грязь, которую не смыть водой с одежды
I keep a book of the names and those
У меня есть целая книга с именами, и они…
Only go so far ‘til you bury them
Иди далеко, до тех пор, пока не похоронишь их.»
На последней фразе рука дрогнула и уронила предмет, некогда плотно зажатый между пальцами. Продрогнув всем телом, она осела на пол и обняла свои колени, как мантру повторяя:
— До тех пор, пока не похоронишь их.
Именно в тот момент брюнетка осознала, что суицид не выход. Даже если она бы и умерла — за её смерть не накажут ни её маму, ни Мальбонте — это факт. А от сама Вики Виктория вполне себе может свершить акт возмездия. Да, поначалу она загорелась местью, но её пыл поутих, когда сводный брат вошёл в её комнату без стука во второй раз, и угрожая пистолетом заставил девушку сосать его грязный член. Душилась в рвотных позывах и слезах, понимая, что не сможет ему противостоять. Это сломало её. До такой степени, что она перестала общаться с кем либо. Стала привидением. Пустым местом даже для самой себя. Игнорируя звонки и сообщения единственной подруги, она доламывала остатки прежней Вики Уокер собственноручно. Сворачивала, еле дышащей внутри себя, светлой частичке шею. Голыми руками. Но тогда что-то было по-другому. Жажда мести вспыхнула с новой силой и отбивалась пульсированием в висках и покалыванием в плотно сжатых кулаках.
Единственным существом, что не давало Виктории окунуться во тьму с головой была Элли. Она понимала, что с её Вики явно что-то не так, и постоянно приходила в её комнату вечерами и молча утыкалась сестре в грудь. Та гладила её по макушке и беззвучно плакала.
— Тебя кто-то обижает? — однажды спросила малышка, а Вики не смогла сдержать всхлип. — Ничего, я скоро вырасту и мы покажем этому придурку где раки зимуют, — ещё ближе прижалась к сестре. — Может расскажешь маме?
— Нет, нельзя маме, — прошептала брюнетка в макушку девочки.
— Почему? — подняла глазки на сестру и почесала носик.
— Она будет на его стороне.
— На чьей, Вики? — на что старшая не ответила, лишь обратно придвинула к себе поближе.
Новая школа стала очередным ночным кошмаром девушки: с ней никто не хотел общаться из-за Мальбонте. Одноклассницы кривили свои носики, как только девушка впервые вошла в класс, а парни старательно игнорировали. Ей пришлось занять единственную пустую парту в классе: последнюю в среднем ряду. Поначалу было вполне сносно, но потом эти придурки по щелчку пальцев сводного брата начали её буквально терроризировать. Начиналось всё с банальных издёвок, заканчивалось побоями на заднем дворе школы. Охранник всё видел, но ничего не предпринял. Да и зачем, если за его молчание ему хорошенько так заплатили? Почему Маль это делал? Виктория не знала и знать не хотела. Она хотела, чтобы каждый из её обидчиков потерял что-то важное в своей жизни, то без, чего она не имела бы смысла. И она уже знала, как это сделать… Осталось дождаться нужного момента и нанести сокрушительный удар. Каждому.
Выкурив сигарету, Виктория бросила окурок в мусорку и направилась в кабинет. Её внешний вид отличался от внешности других учеников, поскольку она была единственной ученицей в школе, кто сказал директору «я это дерьмо носить не буду», когда ей вручили форму. Синие глаза обрамленные черными стрелками были спрятаны за солнцезащитными очками, на губах красовалась вишнёвая помада. Все веснушки, которые девушка некогда любила, были замазаны плотным слоем тонального крема и хорошо напудрены. На брюнетке была черная водолазка, черные штаны-скинни с завышенной талией и таким же черным кожаным ремнём с серебристой пряжкой. Длинные чёрные ногти прекрасно сочетались с такого же цвета глянцевой сумкой. А та в свою очередь, с массивными ботинками, что на фоне худеньких ножек казались просто огромными. Несмотря на уебанство своих новых одноклассников, Уокер всегда входила в класс от бедра, с гордо поднятой головой. Она не могла себе позволить дать слабину среди этих придурков. С некой грацией в движениях, она, как всегда, плюхнулась на свою парту и заткнула уши наушниками. Слушая «Slipknot — Devil in I», брюнетка не заметила, как класс наполнился учениками и вместе с последним не вошла классный руководитель, миссис Уоррен. Она что-то говорила, но Викторию это мало интересовало. В класс вошёл некто, от чьего вида сердце пропустило несколько ударов, а ладони вспотели.