— Смотри, и твой несостоявшийся дружок здесь. С дочкой Дмитриенко пришел. — Она кивает за плечо Роберта, и я следую за ее взглядом.
Костя стоит у импровизированной, барной стойки рядом с Мирой. Не нужно быть знатоком отношений и человеческих душ, чтобы понять, что их отношения изменились. Пострижен почти под ноль, выглядит каким-то уставшим. Он чувствует на себе чужие взгляды и поворачивает голову. На миг наши глаза встречаются. Грудную клетку сдавливает. Я снова чувствую боль и тоску по «старому Косте». Он окидывает меня выразительным взглядом с головы до ног, и в его глазах читается: «Ну, что я тебе говорил?»
Я досадливо морщусь и отворачиваюсь.
Около часа я бесцельно брожу по залу, рассматриваю картины. Ничего в них не понимаю. Меня никто не трогает, не пристает с вопросами. Похоже, все не так и страшно, как я себе нафантазировала. Издали киваю Мире, а она — мне.
Марк разговаривает с какими-то серьезными дяденьками в одинаковых, черных костюмах. Делает глоток из бокала и находит меня взглядом. Я жестом показываю ему, чтобы не беспокоился — со мной все окей.
Мое внимание привлекает сигнал входящего сообщения. Лезу в сумочку в поисках телефона. Я не привыкла ходить с такими «малышками». Внутрь помещается лишь телефон, помада и пара купюр.
Читаю сообщение и чувствую, как по затылку пробегают ледяные мурашки: «Хочешь узнать, что случилось в ту ночь? Иди к черному выходу».
Отправитель, естественно, неизвестен. А ты чего хотела? Он не пальцем деланный.
Сжимаю телефон и озираюсь по сторонам. Если это Костя, то я его прибью. Передергиваю плечами и иду в сторону черного выхода. Я скорее зла, чем напугана. Не успеваю дойти и до середины коридора, как мне на голову опускается что-то тяжелое.
«Дура-а! Снова на те же грабли», — последнее, что я думаю перед тем, как отключиться.
27
Первое, что я чувствую, еще до того, как открываю глаза — холод. Мерзнет поясница, ноги, кисти рук. Голова раскалывается: досталось ей, бедной, последнее время. Хочу дотронуться рукой до затылка, но руки туго зафиксированы у меня за спиной. Что-то больно впивается в запястья. Распахиваю глаза и осматриваюсь.
Похоже, я в подвале галереи. Я сижу у стены на холодной плитке. Здесь нет окон. Комната, на первый взгляд, достаточно просторная, по сторонам под стеклом хранятся картины. Каждая из них подсвечивается сверху и снизу — это единственный источник света. Пахнет свежим ремонтом.
Мои ноги обмотаны строительным скотчем. А вот рот мне, как в кино, никто не заклеил — значит, орать бессмысленно. Никто не услышит, но я все равно пробую.
— Помоги-и-те! — Кричу изо всех сил. — Кто-нибу-у-дь!
Быстро выдыхаюсь и закрываю рот. По комнате разносятся громкие шаги. Судя по всему, ко мне идет мужчина. Сердце сжимается от страха, по позвоночнику проходит озноб. Внутренне я вся подбираюсь.
А когда освещение позволяет мне увидеть его лицо, хочется выть от отчаяния.
Это Роберт.
Красивая осанка, плавные движения, широкие, струящиеся штаны. Он присаживается передо мной на корточки. У него грустные глаза, цвета переспевшей вишни.
— Ты уже отдала компромат Федорцову, Инга?
Я рвано выдыхаю.
— Это ты влез ко мне в квартиру, а потом преследовал меня в переулке? — Скорее утверждаю, чем спрашиваю я.
Он спокойно кивает, как будто я спросила что-то обыденное, вроде «хочешь кофе?».
— Что ты сделал с Настей? — Губы и язык не слушаются меня, как при анестезии у стоматолога.
— Ничего. — Он переносит вес тела на другую ногу и снова повторяет вопрос. — Где бумаги?
Я лихорадочно соображаю, что делать. Нельзя ему ничего говорить.
— Зачем тебе все это? Ты что, плохо живешь?
— Затем, что не нужно брать чужое. Этому еще мамы детей в песочнице учат.
— А давить на людей и шантажировать, можно?
— Так, веди бизнес честно, и никто шантажировать не будет. Мне стыдиться нечего. — Передо мной внешне знакомый человек, но я его не узнаю. Он холоден, циничен и опасен: я не знаю, чего от него ждать. — Давай по-хорошему, а?
— Настя не хотела по-хорошему. Я повторяю вопрос: что ты с ней сделал?
Он не успевает ответить: где-то в темноте с грохотом упало что-то тяжелое. Роберт поднимается и медленно, как зверь на охоте, идет на источник шума.
Я в это время нервно дергаю руками в разные стороны. Безрезультатно. Шарю глазами по сторонам в поисках чего-нибудь острого. Как назло, вокруг только намытая до блеска плитка. Ни моей обуви, ни сумки.
До меня доносится какая-то непонятная возня. Прищуриваюсь, чтобы лучше разглядеть в полумраке происходящее, но все равно ничего не вижу. Подтягиваю ноги к животу. Господи, только бы выбраться.