Борис быстро глянул в сторону, ощутив жжение на щеке. Сердито сжал челюсть.
Старшая дочь Лени Пермякова, лучшего сталелитейщика, опять пялилась и призывно облизывала губы.
Копия бывшей. Красивая дрянь, прекрасно знающая, как пиздой себе отвоевать место под солнцем.
– Нинка опять у меня схлопочет, – слышит он голос Лени Пермякова. Мужик ему нравится, прямолинейный. Никогда не врет. Что делает его очень опасным. Убить нельзя, так как он на заводе уже лет двадцать и его знает каждая собака в этом городе. Прогнуть тоже не выйдет. Именно поэтому Борис общается с ним довольно нейтрально, но держит рядом.
Границы знают оба.
– Ты поорешь и все простишь, – высказывает его супруга.
Борис скользнул взглядом по ней: темной копне волос, густым темным бровям. На Пермякова, с примерно такими же данными и нашел их старшую дочь.
Как же ее… Ульяна.
Судя по внешним данным, родства прямого там нет. Зато с девчушкой, скачущей под дождем, полно.
Тяжелая челюсть отца, высокий лоб матери и темная коса, постоянно бьющаяся о крепкий, круглый зад, так сильно напоминая удары хлыста.
Борис нахмурился, ощущая внутри дискомфорт от этой мысли, но быстро отбросил ее в сторону.
Пермяков часто говорил о младшей. Порой Борису казалось, что сватал. Но это просто отцовская гордость за девчонку сорванца.
Не каждая полезет на трехметровое дерево за летучим змеем. И точно не каждая отправится в лодке на другой конец озера, чтобы найти клад.
Борисом никто никогда не гордился. Каждое его движение осуждалось, каждый проступок карался ударами ремня.
И он даже ощутил мимолетную зависть к этой девочке, что уже выплясывала вокруг залитого дождем костра, пока другие люди начинали запевать народный мотив.
Нина… Она вытянула людей в хоровод и со смехом заставила пойти упиравшуюся сестру.
Когда она нашла взглядом мать, а та начала пятиться, Борису хотелось последовать ее примеру.
Потому что было ощущение, что на него несется тайфун из эмоций и смеха.
Борис не мог позволить себе ни того, ни другого, но смотреть и питаться этой красочной энергией ведь никто не запрещает?
Она со звонким, бьющим по ушам смехом взяла мать за руки и стала тянуть в сторону круга.
– Мам, ну, мам. Ну это просто хоровод. Пойдем. Ну, папа. Скажи ей!
От запахов, что излучала эта девчонка: смеси кожи, свежескошенной травы и земли у Бориса перед глазами начали расплываться круги.
А когда она все-таки вынудила мать идти с ней, и стала поворачиваться в сторону веселья, кончик мокрой косы в полете дугой почти коснулся лица Бориса.
Он даже раскрыл губы, словно собираясь ее поймать, но словил только несколько брызнувших капель. Он непроизвольно растер их по деснам языком, как порошок кокаина и стал дышать чаще.
И просто смотреть. Скользить взглядом по еще не до конца сформированной фигурке. Смотреть. Смотреть…Беситься от внутреннего дискомфорта.
– Она всегда такая? – раздраженно спросил Борис, впервые ощущая непросто желание трахнуть, скорее желание разорвать в клочья, чтобы не мешала привычному существованию.
Но перед этим разумеется поиметь. Косу на кулак намотать и натягивать. Чтобы визг в ушах стоял пронзительный.
– Ага. Совсем еще дуреха.
Даже Борис не был таким ублюдком, чтобы нагибать юную девку.
Так что убрался подобру-поздорову. Но пока отъезжал на машине, не сводил с нее внимательных глаз, с самого детства подмечавших детали. Разлет длинной юбки, что отрывает круглые коленки. Синяк на бедре. Прилипшую к высокой груди ткань.
Борис невольно поджал губы, когда хлыщ, сын прокурора, подошел к девчонке слишком близко и убрал темную прядь с лица.
А за ее улыбку хотелось дать леща. С размаху.
Борис отпустил это от себя. В конце концов баб ему и без этой малышки хватало. Можно просто закрыть глаза, всадить по самые яйца и снова ощутить на языке вкус дождя и ее волос.
Это не дало уснуть в этот вечер. Нужна была баба, чтобы стереть лишний вкус и досаждающий образ.
Тем не менее он бы многое отдал, чтобы еще раз попробовать каплю дождя с ее тела.
Посадить не посадят, но проблем не оберешься.
Он выбрался на балкон, бросая взгляд на обширные территории, верхушки деревьев, посеребренные луной. Но тут же заметил движение внизу.
Охранники о чем-то переговаривались. И судя по всему, один собрался сваливать со смены. Второй был не против.
Уволить обоих было первой мыслью. А второй: «зачем охраннику терять высокооплачиваемое место? Что может послужить причиной?».