— Пьем? — брезгливо спросил Шмыга.
— Я иногда балуюсь вином, но моя баба ни-ни. Я думаю, с головой у нее плохо…
— Почему?
— Как сына похоронили в прошлом году, так крыша поехала. После сорокового дня стала видеть чертенышей. Ну, так она говорит. Сам-то не видел, не знаю, кто там около нее крутится.
Он даже выдавил из себя скрипучий смешок. Однако видно было, что ему не до смеха.
— К врачам ходили?
— Выгнали ее с диспансера. Говорят, настоящих больных хватает, чтоб еще с фальшивыми возится… Выписали снотворного разного, пьет… Не помогает, ночами не спит, сидит при свете и дрожит. Говорит, они из темных углов к ней лезут.
— Мда-а, — прокряхтел Шмыга. — Я советую вам все-таки сводить жену к психиатру. У меня есть телефончик хорошего врача. Примет в частном порядке… У нас понимаете, агентство по несчастным случаям, вот если бы она упала и ногу сломала, или обварилась, или машиной ее задело, тогда да, помогли бы…
Гаврилин помялся, ему явно не хотелось уходить с пустыми руками.
— Может, зашли бы к нам, я заплачу… Экстрасенса вызывали, с рамкой походил, так две недели спокойно спала. Нормальная ведь баба, не психованная, на стены не лезет, по хозяйству управляется.
Шмыга решил попробовать последнее средство.
— Аванс — четыреста… четыреста пятьдесят рублей. Плюс стоимость билетов на электричку.
Сергей Георгиевич суетливо полез в пиджак, достал мятый целлофановый пакет, долго шуршал им.
— Картошку возил на рынок, — объяснил он, — заодно к вам решил зайти…
Отсчитал несколько мятых бумажек и положил на стол, разгладив ребром ладони.
«М-да, действительно баба допекла», — подумал детектив, убирая деньги в стол
— Отчего сынок умер?
— Как раз по вашему профилю, несчастный случай, — повеселел Гаврилин, — с велосипеда упал и головой о бордюру. Видели, что с кем-то стоял, вроде как его толкнули, но участковый криминала не нашел. Побоев не было, да и кто мог обидеть его в нашей Гордеевке… Квитанции выписываете?
— Да, конечно, — Иван Петрович достал заранее пропечатанные приходные ордера, вписал сумму и по линейке оторвал корешок. — Возьмите.
— Галине Васильевне покажу, а то наезжает, мол, равнодушный, плевать тебе на меня… Вы все-таки думаете, болезнь, да?
— Поговорить с вашей супругой надо, — уклончиво ответил Иван Петрович. — Адресок оставьте, завтра к обеду зайду. А сейчас, извините, — широко улыбнулся он, — мне пора.
Часы показывали четверть одиннацатого. Если вынос тела кошатницы в двенадцать, то нужно выдвигаться.
— Понял, понял, — вскочил Сергей Георгиевич. — До свиданья, спасибо вам.
— Не за что пока. Минутку! Вы когда сюда шли, ничего особенного не заметили? Может, долго на остановке стояли, может, пьяный прицепился, какая-нибудь неприятность вдруг появилась…
— Ничего не было, — остановился в дверях Гаврилин, — нормально доехал, правда, на вахте у вас баба не пускала, к кому, да к кому… Она у вас всегда такая вредная?
— Нет, — ответил задумчиво Шмыга, — не всегда.
Санитарка возила по рваному линолеуму реанимационной мокрой тряпкой так, словно хотела собрать и выплеснуть вместе с грязной водой всех больных, находящихся в этой палате.
— Бабуля, ты осторожнее, — не выдержал Шмыга, когда та задела стойку капельницы и бутылочка с темной жидкостью качнулась в держателе. Все же это его кровь. Когда он вошел в токсикологический центр и отрекомендовался младшим братом Надежды Сергеевны, заведующая тут же спросила его, какой группы у него кровь. Она оказалось той же, что у Бурцевой. И сейчас Иван Петрович с перевязанным локтем сидел у постели Надежды Сергеевны, терпеливо ожидая, когда санитарка отойдет и можно продолжить шептаться.
— Как вы меня нашли? — пошевелила она бледными губами.
— Павлик сказал. Его выписали, он дома. А вы как сюда попали?
— На сердце с утра такая тяжесть повисла, решила выпить успокоительное, и таблетки перепутала, старая корова. Ничего страшного, говорят, завтра к вечеру выпишут в отделение.