Однако Бурцева продолжала, и Шмыге ничего не оставалось делать, как покорно слушать и делать для серьезности пометки в блокноте.
— И вот вчерашний случай. Я чуть инфаркт не получила, когда мне позвонили из приемного покоя дежурной больницы и сообщили, что с Павликом произошло несчастье… Бедный мальчишка, и за что ему выпала такая судьба! Боже, как я корила себя, что раньше не обратилась к вам…
— Я берусь за ваше дело, — сказал детектив поспешно, боясь, как бы ему не пришлось выслушать ревнивые излияния по второму кругу. — С вас небольшой аванс, сегодня же выпишу Павлу некоторые рекомендации, которые следует выполнять, пока не закончится расследование и не станет ясно, в чем причина его повышенной травмоопасности.
— И сколько это будет мне стоить? — спросила она.
— Вообще, подобные расследования — довольно дорогостоящие мероприятия… Приходится много ездить, работать с соответствующей литературой, привлекать для анализа сторонних специалистов, — начал мучительно изворачиваться Шмыга, проклиная коммерческий век, в котором приходилось торговаться на каждом шагу.
— Сколько?
— Пятьсот рублей. А вообще мой день стоит двести рублей. Думаю, за неделю мы управимся.
Бурцева расплатилась сотенными купюрами и отказалась от квитанции.
«Надо было больше просить», — мгновенно пожалел Иван Петрович.
Когда за посетительницей закрылась дверь, он подергал розетку, но контакт был надежным, и настольная лампа продолжала ровно излучать свет. Впрочем, надобность в ней отпала — тучи разошлись, и горячие солнечные плиты лежали на полу.
«Дельце, скорее всего, пустяковое, — решил удовлетворенно Иван Петрович. — Надо лишь выяснить, от кого идет постоянная агрессия. Не исключено, что она может происходить от самой Надежды Сергеевны. Иная мать так упрется, что готова своего ребенка инвалидом сделать, лишь бы не отпустить от себя».
Старенькие серого кирпича четырехэтажные корпуса дежурной больницы Иван Петрович не раз посещал по долгу своей прежней службы. Часами высиживал в реанимации с черной потертой папочкой на коленях, выжидая момент, когда потерпевший придет в себя и заговорит. Бывал там одно время чаще, чем дома. Но еще ни разу дорога туда не отняла у него так много времени, и не обошлась ему так дорого, как в этот день.
Во-первых, сразу же пошли глупые непредвиденные задержки. Брюками зацепился за край стола так, что карман вывернулся наизнанку, и вся мелочь разлетелась по полу. Можно изорвать с десяток штанин, экспериментируя, но подобного результата не добьешься! Во-вторых, уже готовый к выходу, полчаса простоял с телефонной трубкой, выдумывая один предлог весомей другого, чтобы отказаться от встречи с Зосимовым. У того горело сердце от очередной обиды, понесенной от начальства, которое в довесок к его девяти делам всучило еще и ДТП на Моховой, и он требовал немедленной встречи «у Бахуса» (так выспренне называлась заурядная попойка в его холостяцкой квартире).
Еще, Иван Петрович долго прождал транспорт на остановке, но прежде оживленный маршрут вдруг затих, и ему пришлось пойти пешком с проспекта Октября до Дворца культуры. Но и там, перед его носом красный вагон трамвая вильнул и скрылся за поворотом. Поэтому, чтобы окончательно не опоздать, он решил сократить путь и свернул в оживленный и, казалось, совершенно безопасный в этот час городской парк.
Пока довольно складно получается. Как в известном анекдоте: круиз, теплое море, на палубах теплохода отдыхающие. Вдруг корабль натыкается на старую мину, взрыв, все тонут, один пассажир, захлебываясь, вопрошает: «Господи, за что?» А в ответ седенькая бородка из-за облаков выглядывает: «Я вас, гадов, десять лет на этот пароход собирал!»
Так и на улице Моховой. Превысило в «Продмаге» число грешников критическую величину, сработала разрядка — мгновенный процесс самоочищения. Кто убит, кто надолго выведен из строя, и сейчас они опасности ни для самих себя, ни для окружающих не представляют.
«Если Воротынцева знала за собой что-то, недаром, старая клюшка, смерть предчувствовала, то как мой клиент туда забрел — случайно или не случайно? Сам пошел или его туда послали? Одной беседы будет достаточно. Уложусь в два-три дня, но потяну неделю — такие пустяковые дела не каждый раз перепадают. Семь дней на двести — 1400. Пятьсот получил. Значит, еще 900 причитается».