— Я сделал что-то не так? Тебе не понравилось? Или ты просто сожалеешь, что поехала сюда?
— Нет, — тут же воскликнула я и разом окунулась в сталь его глаз.
— Тогда почему ты прячешься от меня? — и каждое его слово, казалось бы, было напитано страхом от того, что я действительно могу быть разочарована.
— Нет, — еще раз повторила я и прикоснулась большим пальцем к его губам, — просто все так быстро и первый раз со мной. И я не знаю, как правильно себя вести и реагировать. А еще я жутко стесняюсь. И черт его знает почему. Прости меня, Дёма, — и на последних словах мой голос сорвался, но он сгреб меня в охапку и не дал договорить.
— Это ты меня прости, Малинка. Я просто боюсь, что сделаю что-то не так и ты снова будешь, как звезда на небе — недосягаема для меня. Только нечего тебе стесняться. Мы не сделали ничего плохого. Мы вместе и все, что происходит сейчас и надеюсь будет происходить в будущем — это все наше. Каждое мгновение.
И мы еще долго лежали, обнявшись на кровати, и смотрели, как тусклое, желтое солнце отчаянно медленно ползет по небосводу и радовались этому его неспешному движению. Мы оба не хотели, чтобы этот день кончался. Я бы так вообще осталась в нем навсегда. День сурка? Да что вы понимаете…
Но мир не стоит на месте. И вот уже звук вопящего мобильного разорвал уютную тишину спальни.
— Не буду брать, — пробурчал Демид и еще глубже зарылся в мои волосы, выводя восьмерки на моем животе.
— А вдруг там что-то важное?
— Ты важное. Остальное не очень, — и его ответ заставил всех бабочек внутри меня запорхать от счастья.
— А вдруг там что-то срочное? — не унималась я.
— Аналогично, — ответил и тут же шутливо укусил меня за шею, а я заливисто рассмеялась от щекотки.
Но звонящий все не унимался и набирал снова и снова, пока Громов не психанул.
— Да? — отыскав свой телефон на тумбочке принял вызов Демид, — Я не могу, Рома…Я умер и попал в рай, вот почему…Решай свои проблемы сам, я тебя умоляю…Ах, еще и Аверин…М-м, а Гордеева вы как в свою секту завербовали? А-а-а, ясно…Блин!
И он в немом отчаянии посмотрел на меня, а я ему ободряюще улыбнулась.
— Ладно! Ладно, Рома, перестань тарахтеть, все равно ничего не понятно. Я приеду через, — вопросительный взгляд на меня, и я тут же пожала плечами, — через час. Все, Старая Вешалка, жди!
И отбил звонок, а потом закатил глаза и почти обреченно вздохнул.
— Смотаешься со мной за город? Мне надо трех оболтусов под мухой до города доставить.
— Смотаюсь, Дём, — кивнула я и сама потянула руки, чтобы обнять его. Боже, как хорошо!
А потом был душ. Громов глазами кота из «Шрека» рвался составить мне компанию, но я стойко и твердо указала ему на дверь. А дальше, пока он принимал душ, я наскоро сооружала нам завтрак. Получилось очень даже, потому что парень уж больно красноречиво закатывал глаза, умкал и чуть ли не облизывал пальцы. А я, видя его кривляния, смеялась и недоверчиво качала головой.
А потом был лифт с бесконечными поцелуями и долгая дорога за город, в какой-то супер-пупер крутой дачный поселок, где за высоким каменным забором мы и обнаружили Ветрова, Аверина и того самого Стаса, что сдал меня Громову в клубе. Хороший мальчик, вот век ему не хворать!
И да, все трое были знатно навеселе! Балагурили, очень сильно тискали меня, кидались снежками в Демида, демонстрировали нам не заводящуюся машину Гордеева и одиноко стоящий под навесом мотоцикл Аверина, будто бы они в своем состоянии могли ими хоть как-то воспользоваться.
— А твоя тачка где? — спросил у Ветрова мой парень. О, Господи, мой парень! Вы слышите, как звучит? С ума сойти!
— Я не помню, — бормотал Рома, — где-то бросил, потом найду. Поехали уже Громов, не томи, нам в Москву надо. Правда же, мальчики?
— Очень надо, Демидушка-Лапушка, — икая, выдал Ян и тут же полез на заднее сидение Мерседеса, а за ним подались и остальные два оболтуса.
Но стоило нам только с Громовым занять свои места, как Ветров застонал и неразборчиво выдал:
— Дёма! Дём?
— Ну что тебе надобно, старче? — со вздохом спросил мой парень.
— Я считаю, что все, хватит. Хорошего помаленьку. Бросай Малиновскую, вот прям щас. Мне тут сидеть неудобно, — и дружный ржач трех идиотов прокатился по салону автомобиля.
— Ты сейчас пешком пойдешь, Ром, если не заткнешься, — фыркнул Громов и нежно сжал мою ладонь.
— Не, я заткнуться не могу. У меня душа поет! Врубай музло, я петь буду!