– Не могу припомнить. Наверное, это было до моего приезда в Швецию.
– Да, дело было довольно давно. В середине девяностых. Преступником оказался скинхед, сидевший на рогипноле. Хоккеист не скрывал, что он гомосексуалист, а нацист ненавидел гомиков. Он продолжал пырять ножом мертвое тело, хотя ему уже давно должно было бы свести руку судорогой.
– Да, нечто подобное я и имею в виду. Съехавший с катушек псих, преисполненный безумной ненависти и, да… рогипнол или, возможно, анаболические стероиды.
Полного удовлетворения Жанетт не испытывала, но все-таки теперь у нее появилось больше зацепок.
– Спасибо, Иво. Если у тебя возникнут хоть какие-то соображения или идеи, сразу звони.
– Разумеется. Позвоню, если всплывет что-нибудь новое или когда получу более точные результаты химического анализа. Удачи тебе.
Жанетт положила трубку. Она почувствовала, что голодна, и, взглянув на часы, решила позволить себе обстоятельно пообедать в ресторане здания полиции. Она выберет кабинку в глубине зала, чтобы ее как можно дольше никто не тревожил. Через час ресторан заполнится народом, а ей хотелось побыть одной.
Прежде чем поставить поднос с едой на стол, Жанетт прихватила забытую кем-то вечернюю газету. Обычно она избегала читать, что пишут газеты о делах, к которым она имела непосредственное отношение, поскольку считала, что это может повлиять на ее работу, хотя предположения газетчиков чаще всего бывали до смешного маловероятными.
Почти сразу она поняла, что “источником в полиции” является кто-то из ее ближайшего окружения, так как некоторые фрагменты статьи строились на фактах, известных только человеку, хорошо знакомому с расследованием, а поскольку в Хуртиге она не сомневалась, оставались Олунд или Шварц.
– Так вот где ты притаилась?
Жанетт оторвала взгляд от газеты.
Рядом с ней, ухмыляясь, стоял Хуртиг.
– Не возражаешь, если я присяду? – Он кивнул на свободное место напротив.
– Ты уже вернулся? – Жанетт жестом показала, что он может сесть.
– Да, мы закончили около часа назад. Дандерюд [19]. Шишка в строительной отрасли, а жесткий диск полон детского порно. Жуткая тоска. – Хуртиг обошел вокруг стола, поставил свой поднос и сел. – Жена пребывала на грани срыва, а дочка, лет четырнадцати, просто стояла и смотрела, как мы забираем папашу.
– Фу. – Жанетт покачала головой. – А Олунд и Шварц? Они тоже вернулись?
– Конечно, они тоже собирались перекусить.
Хуртиг принялся за еду, а Жанетт отметила, что вид у него немного усталый. Сколько же часов ему удалось поспать?
Вероятно, не больше двух.
– А в остальном все нормально? – спросила она.
– Утром звонила мать, – сказал он, не переставая жевать. – Отец покалечился и лежит в больнице в Йелливаре.
Жанетт отложила нож и вилку и посмотрела на него:
– Что-нибудь серьезное?
– Самое невероятное. – Хуртиг покачал головой. – Он, очевидно, угодил правой рукой под дисковую пилу, мать сказала, что большинство пальцев смогут спасти. Она отыскала их и сунула в мешок с кусочками льда.
– О господи.
– Но большой палец она не нашла. – Хуртиг ухмыльнулся. – Вероятно, достался коту. Но не волнуйся, правая рука для отца это нестрашно. Он любит столярничать и играть на скрипке, а в обоих случаях левая рука важнее.
Жанетт задумалась над тем, что она вообще знает о своем коллеге, и призналась себе, что не слишком многое.
Детство Хуртиг провел в Квиккйокке, окончил школу в Йоккмокке, а гимназию – в Будене [20]. Потом точно несколько лет работал, но она не помнила кем, а когда в университете Умео начали готовить полицейских, он поступил в первую же группу. После практики в полиции Лулео перевелся в Стокгольм. Голые факты, думала она, из личного – только что у него есть квартира в районе Сёдер [21], живет один. Девушка? Возможно.
– Но почему больница в Йелливаре? – спросила она. – Они ведь по-прежнему живут в Квиккйокке?
Он перестал жевать и посмотрел на нее.
– Ты полагаешь, там есть больница? В деревне, где живет от силы пятьдесят человек?
– Она такая маленькая? Тогда понятно. Значит, твоей матери пришлось везти отца в Йелливаре? Это, наверное, несколько десятков километров.
– До больницы в Йелливаре двести километров, на машине обычно чуть больше четырех часов.
– Надо же, – произнесла Жанетт, устыдившись пробелов в знании географии.
– А-а… Это не так-то просто. Чертовы кулички под названием Лапландия велики. Прямо-таки офигенного размера.
– Как ты думаешь, он вкусный? – немного помолчав, спросил Хуртиг.
– Что значит “вкусный”? – Жанетт посмотрела на него с удивлением.
– Большой палец отца, – ухмыльнулся он. – Как по-твоему, кот его оценит? Хотя особенно много мяса на мозолистом пальце старого паразита-лопаря ведь быть не может? Как тебе кажется?
Саам, подумала она, и об этом я тоже не имела понятия. Она решила в следующий раз, когда Хуртиг пригласит ее выпить с ним пива, обязательно согласиться. Если хочешь быть хорошим начальником, а не просто притворяться таковым, то пора познакомиться с подчиненными поближе.
Жанетт встала, взяла свой поднос и пошла принести две кружки кофе. Прихватив заодно несколько печений, она вернулась.
– Есть что-нибудь новое о телефонном разговоре?
– Да, я получил отчет прямо перед уходом сюда, – проглотив еду, ответил Хуртиг.
– И?.. – Жанетт отхлебнула горячего кофе.
Хуртиг опустил нож и вилку.
– Как мы и думали. Звонивший находился неподалеку от небоскреба “Дагенс нюхетер”, а точнее, на Роламбсвэген. А у тебя? – Хуртиг взял печенье и обмакнул его в кружку с кофе. – Что ты сделала за первую половину дня?
– Плодотворно побеседовала с Иво Андричем. Похоже, парень до отказа накачан химикалиями.
– Что? – Хуртиг посмотрел на нее вопросительно.
– Обезболивающими средствами в огромных количествах. Путем инъекций. – Жанетт набрала воздуха. – Судя по всему, насильно.
– Тьфу, дьявол!
После обеда Жанетт попыталась связаться с прокурором фон Квистом, но его секретарша сообщила, что в настоящее время прокурор находится в Гётеборге, где ему предстоит участвовать в какой-то дискуссионной программе, и что он вернется только завтра.
Жанетт зашла на сайт телевизионной программы и прочла, что дискуссия в прямом эфире будет посвящена возросшему насилию в пригородах. Кеннету фон Квисту, отстаивавшему ужесточение принимаемых мер и более долгое тюремное наказание, предстояло, в частности, сразиться с бывшим министром юстиции.
По пути домой Жанетт заглянула к Хуртигу, и они условились встретиться на Центральном вокзале в десять часов. Было важно как можно скорее поговорить с кем-нибудь из детей, обитающих под мостом.
Гамла Эншеде
В половине пятого движение на площади Санкт-Эриксплан было совершенно хаотичным.
Старая “ауди” обошлась Жанетт в восемьсот крон – за детали и две бутылки “Джеймсона”, – но она считала, что дело того стоило. После произведенного Олундом ремонта машина шла идеально, как часы.
Туристы из провинции, непривычные к суматохе большого города, пытались поделить с более опытным местным населением ограниченное пространство. Получалось неважно.
Стокгольмская дорожная сеть выстраивалась в то время, когда поток автомобилей был меньше, и, откровенно говоря, подходила скорее для небольшого провинциального городка, чем для миллионного мегаполиса, когда-то претендовавшего на проведение летних Олимпийских игр. Не улучшало ситуацию и закрытие на ремонтные работы одной полосы на мосту Вестербрун, и чтобы добраться до Гамла Эншеде, Жанетт потребовалось больше часа.
При удачном стечении обстоятельств она доезжала меньше чем за пятнадцать минут.