Но на зону я не вернулся. Только попросил забрать свои вещи администратору и принести их в тихий ресторан на первом этаже клуба. Но и тут мое уединение не продлилось долго. Не прошло и двадцати минут, как за мой столик подсел никто иной, как Евсеев, чтоб его черти драли.
– Ты за добавкой пришел? – уточнил я и опустошил рюмку.
– Да пошел ты, – огрызнулся, налил себе порцию огненной воды и тоже замахнул без закуски.
Я же только дал официанту понять, чтобы он принес нам еще одну посудину, раз этот Рэмбо решил составить мне компанию. А потом понял, что это может быть мне на руку.
– Слышь, у тебя номер Ярославы есть? – спросил я его и внутри меня все зазвенело от напряжения.
– А тебе на хера ее номер? Смотрю, тебе и без ее общения не плохо живется, – осклабился парень, а потом беспардонно забрал у меня только что принесенное мне мясо. Говнюк. Пришлось заказывать по новой.
– Дай номер, Кир, – снова надавил я.
– Зачем? – с набитым ртом спросил мой расчудесный собеседник.
– Твою мать, какая на хрен разница? – повысил я голос.
– Ну так если разницы нет, то тогда и узнавай его у ее матери. Или, на худой конец, у отца спроси.
– Не дают, – досадливо выплюнул я.
– Так тебе, гандон, и надо! – мстительно подытожил Евсеев и вновь замахнул стопку.
– Знаешь что? Иди ка ты на хер, родной, – и махнул ему на выход, но результата не добился от слова «совсем».
– А-а-а, так вот как ты запел? Как баб по клубам за сиськи щупать, так ты мастер, а как за свои поступки отвечать, так в кусты? – и ткнул в меня пальцем.
– Какие еще сиськи? Окстись! – недоуменно выдал я и откинулся на спинку мягкого диванчика.
– Такие, которые ты оголтело наминал три недели назад!
Я нахмурился и запоздало вспомнил ту самую девку на моих коленях и ее тошнотворный, тяжелый запах дешёвых духов.
– Ты, мразь, Аверин. Ты не мужик. Ты вообще в курсе этих обстоятельств, м-м? Ты ведь даже ей не сказал, что бросаешь ее, а просто наврал с три короба и пошел развлекаться с другими. И это она еще только про одну в курсах. Мы-то с сестрой в тот вечер целый набор твоих шаболд пересмотрели.
– Что? – ошалело переспросил я, пока Евсеев снова заглотил очередную стопку.
– А теперь сидишь здесь такой весь из себя расчудесный и смеешь спрашивать у меня номер ее телефона? Да хрен тебе моржовый на воротник, понял? У меня до сих пор в ушах стоят ее рыдания, петух ты гамбургский!
И вот где-то тут оцепенение мое резко прошло, но тут же на меня накатила лавина из парализующего страха и всеобъемлющей паники.
– То есть, ты хочешь мне сказать, – начал я, но остановился, не в силах вымолвить не слова, только схватился правой рукой за сердце, а левой остервенело вцепился в волосы. Но если бы мне это помогло. Налил, выпил. Снова налил. Снова выпил. Что вода…
– Я хочу сказать, утырок ты конченый, что ты Яру раздавил. Она с острова этого приехала такая счастливая. Улыбалась все, дурочка, глазки блестят, ручки трясутся. А я как знал, что ты ею только попользуешься и на помойку выбросишь. Но ты, скотина, пошел дальше. На хрен ты врал ей, что заболел? На кой, спрашивается? А потом оказалось, что болезный Аверин в клубе тусит. Прикинь? Знаешь в каком виде она тебя застала? Знаешь?
– В каком? – прохрипел я и прикрыл глаза.
– Ты, сволота, вальяжно сидел на зоне, а на тебя взгромоздилась какая-то дешевая пластилиновая туфта, что и в подметке нашей Яре не годится. Но тебе было плевать! Ты прямо там, без стыда и совести, шебуршал у нее в лифоне. И смеялся, Аверин. Ты смеялся, пока Ярослава ждала тебя дома и волновалась о том, что ты заболел. Но ты реально больной ублюдок! Реально больной!
– О, Боже! – почти простонал я.
– Бог тебе не поможет, Аверин. Да что уж там, никто не поможет. Ни я, ни мать ее, ни твой отец. У Яры, на фоне всего, что ты сделал с ней, случился такой финиш. Температура под сорок, козел! За что ты так с ней, поступил? За что? Что она тебе такого сделала? Она же тебя, мудака, реально за что-то полюбила. Но за измену она тебя не простит. Никогда не простит, запомни это…
И вот где-то здесь меня окончательно и придавило.
Ни вздохнуть больше.
А в груди сердце рвется на куски и визжит дурниной, потому что ему страшно до одури. Паника, чистая и концентрированная овладело им. Оно боится, что его не примут назад, оно корчится в агонии, только от одной мысли, что больше Ей не нужно…
Глава 67.2
POV Ян
Но окончательно мои кровеносные сосуды забились страхом, когда Евсеев, откинувшись на спинку своего диванчика и уставившись невидящим взглядом куда-то вдаль, попросил меня: