Повсюду на лужайках лежат студенты. Кто-то читает, кто-то ест, кто-то оживленно что-то обсуждает с друзьями. Это в Москве ноль по Цельсию, а тут все пятнадцать. Если не больше. И я судорожно вглядываюсь в многочисленные лица, но нужного не нахожу. Еще раз оглядываюсь, сканируя людей, а потом открываю дверь и вхожу в прохладу холла общежития.
Мне улыбается и кланяется женщина неопределенного возраста, я копирую жест и прохожу ближе, сразу переходя к сути своего визита.
– Здравствуйте, я хотел бы встретиться со своей сестрой. Она учится в вашем университете и проживает в этом общежитии. Я прилетел проведать ее из Москвы, но дозвониться никак не могу. Может спит, а может поставила телефон на беззвучный, – вру я на ходу и улыбаюсь ей во все свои тридцать два зуба.
– Приветствую вас! Сейчас найдем вашу сестру. Ее имя, пожалуйста, и ваше тоже? – старательно выводит на бумаге женщина какие-то иероглифы.
– Ее зовут Ярослава Довлатова. Меня Демьян Аверин, – с досады опускаю я глаза, понимая совершенно точно, что меня не пустят внутрь и придется смиренно ждать тут, внизу, того, что решить моя Яся.
Выйти ко мне или нет…
Боже, пусть сегодня у нее будет хорошее настроение.
Сажусь на один из двух диванчиков у окна и принимаюсь ждать. Минута, пять, семь, десять…
Ком в горле и ледяной озноб по телу. И вернувшаяся женщина мне больше не улыбается. Смотрит с прищуром, а потом подписывает мне приговор.
– Девушка отказалась спускаться к вам, молодой человек.
Нихао не понимаю!
Отказалась? Отказалась…
Почти нестерпимый удар со всей силы в солнечное сплетение. Задохнулся. Сглотнул. Превозмогая боль, выдохнул. Поднялся на ноги и подошел ближе. Протянул букет.
– Передайте ей, пожалуйста, – и голос сбит до такой степени, что больше похож на сиплый стон.
– Вы ведь ей совсем не брат, так? – качает головой женщина, и я виновато опускаю глаза.
– Не родной. Сводный, – пытаюсь оправдаться я, но получается крайне плохо.
– Ступайте, молодой человек. Цветы я передам. Но на этом все.
– Спасибо, – киваю я и понуро ухожу, надеясь хотя бы на то, что Ярослава достанет карточку из букета и прочитает то, что я ей написал.
Хотя бы так. Хотя бы с чего-то начать.
Но день сгорает дотла, так и не принеся мне никакого результата. Я трусь рядом, сканирую бесконечную толпу входящую и выходящую из университета, но знакомых зеленых глаз так и не встречаю. А вечером поддаюсь почти неописуемой панике. Она рядом, но так чертовски далеко. Все равно, что на Луне! Боже!
Ночь в полубреду, утро в объятьях страха, и новый поход в общежитие заканчивается все тем же.
Не выйдет. Попросила ее больше не тревожить. Никогда.
А дальше понедельник и мой последний шанс. Четырнадцатое февраля. День всех влюбленных. Панда с размером с меня и букет белоснежных пион для нее одной.
На проходной не хотят пускать. Яся попросила ограничить мне вход и это знание больно бьет отравленной стрелой в самое сердце. Упрашиваю, предлагаю деньги, почти умоляю и все-таки добиваюсь своего. Но в общежитии опять встречаю непроходимую преграду.
Не выйдет. Все.
Безнадега точка ру, Вашу ж мать!
Три гребаных дня и ничего. Даже на сантиметр не сдвинулся.
Смотрю в глаза охраны общежития и почту в отупении спрашиваю:
– И что же мне делать? – но в ответ получаю только полные соболезнования взгляды.
Только вот что они мне? Мне бы хотя бы один, но ее, и пусть даже полный ненависти. И то счастье. А не вот это тотальное равнодушие, которое ранит больнее всего. Лучше бы уж вышла и наорала на меня, назвала кобелём блудливым и далее по списку. А так, я будто бы и взаправду ей больше не нужен. Забыла. Переболела. Вылечилась.
Тогда как я почти при смерти.
И звонок отца как вишенка на торте.
– Ты где?
– В Китае.
– Ну и как?
– Никак.
– Ну я же тебе говорил.
Да идите вы все! Я не сдамся! К чертям собачьим все, она моя! Моя Яся! И плевать мне на то, что она пока этого не хочет. Я буду хотеть за нас двоих.
И вот уже самолет уносит меня из шумного и многолюдного Чунциня, а я только смотрю на этот муравейник и обещаю ему уже совсем скоро вернуться.
Только бы руки не опустились раньше времени. Потому что страх душит, а паника насилует мои мозги и вот уже я сижу в полной прострации после полной посадки самолета, даже не осознавая, что все остальные пассажиры уже давным-давно покинули салон. Смотрю в одну точку и совершенно не понимаю, как смогу дожить до апреля и не тронуться головой, потому что уже сейчас мне так плохо без нее. Чертовски!