Слива моя пряная. Обалдеть!
Через пять минут достал градусник и ужаснулся – тридцать девять и девять. Плохо дело! Тут же достал телефон и позвонил семейному доктору, что уже через час была на пороге дома. Осмотрела мою Ясю придирчиво и заключила:
– Ничего страшного. Просто у девушки иммунитет ослаблен, как я посмотрю. Элементарно просквозило и вот эффект. Потемпературит дня три и все само пройдет. Но иммуностимуляторы попить можно, я напишу, что нужно купить. И да, пока без водных процедур, чтобы не усугубить. Но анализ крови я все-таки сейчас на всякий случай возьму. На этом, пожалуй, все, если станет хуже – звоните, Демьян Павлович.
Вечером приехала Светлана, проконтролировала, что дочь глубоко спит и уехала, взяв с меня обещание следить за ее девочкой. Дал. Мне бы только это и делать, по возможности всю оставшуюся жизнь, вот где был бы рай.
Но главное – я остался рядом с ней. Постелил себе на диване в гостиной. Дважды за ночь вставал к ней. Первый раз поднялась температура, пришлось сбивать. Второй уже меня сбил с ног – она плакала, тихо, но от того не менее горько. А я только и мог, что гладить ее по голове и говорить, что все будет хорошо, только бы она это мне позволила.
Утром проснулся весь деревянный, как доходяга. Не выспался, но был страшно рад, что провел ночь в одном с ней периметре. После нехитрых водных процедур, долго смотрел на себя в зеркало в ванной комнате и медленно выдыхал нервное напряжение.
От меня не требовалось многого, всего-то пойти и сделать дело. Но черт! Каждый раз рядом с ней, как маленькая смерть. Хотеть все, но довольствоваться абсолютным ничем.
Заглянул в ее комнату и опять тихо выругался. Температура снова поднялась. Закуталась в одеяло как в кокон, даже носа не видать. Взял градусник и жаропонижающее, а потом опять двинул в ее спальню. Выковырял хрупкое тело и сунул термометр под подмышку.
Даже не проснулась.
А я весь аж трясусь, так руки горят в неописуемой тяге стиснуть ее, прижать ближе, вспомнить, каково это просто быть рядом с ней.
Она же так близко!
Смотрю на ее лицо и внутри меня будто бы фейерверки бомбят. Она – как магнит. И тело мое словно живет своей собственной жизнью, вектор только один и он четко указывает в ее сторону.
Яся, девочка моя…
Только бы простила, дурака. Только бы позволила все исправить.
Потянул на себя градусник, ругнулся. Снова под сорок!
Сходил за стаканом воды и присел рядом, в тысячный раз зависая на ее красоте. Теперь я знал, что такое любовь. Человек, которому ты отдал свое сердце становится для тебя твоим персональным солнцем, и ты вращаешься вокруг него одного, не замечая рядом ни миллионы других планет, ни миллиарды звезд, ни вспышки сверхновых, ни черные дыры.
Все не важно, только бы моя Яся и дальше светила для меня и согревала своим светом.
Протянул руку и осторожно потряс ее за плечо. Нет реакции, по нулям. Пришлось сделать это сильнее, а потом и еще немного. Приоткрыла левый глаз, скривилась, затем открыла правый, потянула на себя одеяло.
– Надо выпить жаропонижающее, – протянул я ей стаканчик с таблеткой и воду.
– Аверин…ты что тут забыл? У-уходи! – сипит мстительно.
– Выпей и уйду, – сжал я челюсти, наблюдая, как быстро она выполняет то, что мне нужно.
– Все, теперь проваливай, – хмурит губы и отворачивается.
– Есть хочешь? – спросил я спустя некоторую паузу.
– Я хочу, чтобы ты свалил отсюда! Что непонятного? – руки на груди сложила, и я вижу, как в ярости заалели ее скулы.
Молча встал и вышел из комнаты. Прошел на кухню, пошарил по шкафчикам и холодильнику. Очевидно, словил пустоту и потопал в прихожую, чтобы одеться и обуться. Спустился на первый этаж и начал гуглить, что есть рядом по продуктам питания. Нашел в соседнем доме очень неплохой ресторан и уже спустя двадцать минут выходил оттуда с порцией наваристого куриного бульона.
Вернулся в квартиру, достал упаковку с супом и двинул к ней. Сидит, привалившись к спинке кровати и пялится в телевизор без звука. Глаза красные, а ресницы мокрые.
Пинок в живот. Сильно.
Подошел ближе и поставил стаканчик на прикроватную тумбу, сложил руки в замок, а потом взял градусник и молча передал ей. Как в немом кино, честно слово.
Приняла и тут же сунула его себе под подмышку. А я чувствую, как у меня все внутри поскрипывает и жалобно стонет. И я бы хотел озвучить ей сейчас все то, что написал в том дурацком письме, которое теперь она уже никогда не получит, но не могу. Словно знаю, что ни одно слово не будет для нее веским или правильным. Но попытаться я был обязан.