Отмахиваюсь и еду туда, где можно найти хоть какую-то защиту. К маме.
Но дома никого, все на работе. Побродила по пустым комнатам и вышла на задний двор, где под вечнозелёными елями самоотверженно грыз искусственную кость щенок Акита-ину.
– Хару? – тихо позвала я и собака тут же бросила своё занятие и кинулась ко мне.
Погладила мягкую шёрстку, а потом и вообще зарылась в неё лицом, глотая слёзы. И с одного маха погрузилась в противоречия. Это было ужасно, но мне опять хотелось быть с Ним. Максимально близко! Подарить ему всю себя со всеми потрохами, лишь бы вдыхать запах кедра и пачули и упиваться его близостью. Хотелось!
И плакала я сейчас от того, что стояла в одном шаге от того, чтобы наступить себе на горло, забыть о гордости и позволить ему…все!
Уж не знаю сколько я так лежала на заднем дворе, тиская Хару, но вот услышала, как на передний двор въехал, а затем остановился автомобиль.
Наверное, маму привезли.
Потрепала последний раз щенка и поднялась на ноги с мягкого газона. Кинулась в дом и замерла в холле.
Больные, красные глаза и широкая грудь, что опадает так часто. Соприкосновение взглядов и воспоминания-стрелы прицельно бомбят в низ живота.
Ох, нужно бежать! Бежать!
– Яся, стой, – хватает меня за руку прежде, чем я успеваю взлететь по лестнице, наверх, в свою комнату.
Выворачиваюсь и припускаю в сторону гостиной, а там и до выхода на задний двор. Но это не парень, а ураган. Он просто в который раз сметает меня, бросает на диван и подминает под себя. Отворачиваюсь. Зажимает мое лицо в своих ладонях и заставляет смотреть на себя.
И снова маленькая смерть. И слеза поспешно срывается из уголка глаз.
А мне только и хочется, что орать в голос:
«Я же люблю тебя! Зачем же ты так поступил со мной? Зачем?».
Но молчу, сказать эти слова мне все ещё не позволяет гордость.
– Давай передохнём, Ясь, – слышу я его тихий шёпот и губы сцеловывают с виска ещё одну солёную каплю.
Боже, у меня сердце сейчас разорвётся!
– Что? – хрипло выдавливаю из себя я.
– На один только день хватит военных действий. Я прошу тебя. Ладно?
Тут же суматошно трясу головой и зажмуриваюсь, а потом вру, понимая, что все мои истинные желания крутятся вокруг него одного.
– Но я не хочу этого, Ян! Не хочу тебя прощать и не хочу верить тебе. Не хочу! – не замечаю, как слова переходят в жалобный плачь.
– Хорошо, не прощай, Яся. Не надо. Но дай же нам шанс, – он почти умоляет меня и так крепко стискивает в своих объятиях.
О, Боже…
– Мне дай шанс, Яся. Я обещаю тебе, что не подведу твоего доверия. Малышка…Вернись ко мне!
Он так близко, и мы снова дышим одним на двоих воздухом. И это работает как персональная дурь – напрочь выносит из черепной коробки все остатки моих мозгов.
– У тебя так сердце бьётся, – и я совершенно не понимаю зачем говорю это, просто чувствую его. Понимаете?
– Да, – и его губы робко касаются моих губ, – оно радуется, что наконец-то рядом с тобой и ты его не гонишь.
Мой стон. Ещё один несмелый поцелуй. И в груди что-то взорвалось. А потом и в животе вспорхнули одним махом все безумные, обдолбанные им бабочки.
О, и это все, что мне нужно?
Боже, да!
– Ян, – и это даже не мой голос, а тихий и отчаянный хрип.
– М-м?
– Скажи мне, – и я пытаюсь ухватиться за последний аргумент.
– Все, что угодно, – укусил и потянул за нижнюю губу, напрочь сбивая с мыслей, но я устояла.
– Зачем ты тогда мне звонил? В январе, – и фактически замерла каменным изваянием, ожидая его ответа.
– Глаза в глаза, и я вижу, что он по-настоящему испугался моего вопроса. Смотрит с отчаянием, а затем прикрываем глаза и выдаёт мне правду:
– Чтобы расстаться с тобой, Яся, – тихо, беспомощно, но зато честно.
– Почему? – только и вырывается из меня надсадно, на границе между отчаянием и обреченностью.
– Потому что влюбился в тебя, – и его губы целуют мои закрытые веки, из-под которых так неудержимо сочится соленая влага.
Влюбился? Он, что правда, сейчас это сказал?
– Очень логично, – пытаюсь отвернуться, но он не даёт.
– Да, не то слово, но, Ясь, я тогда запутался сам в себе, а ещё испугался этих чувств и того, что ты мне не ответишь взаимностью. Идиот! И я об этом уже говорил. Но я не знаю, как объяснить в двух словах это все и так, чтобы ты поняла меня, – замолчал и прижался лбом к моему лбу.
Секундное молчание и укол в сердце, когда понимаешь – нужно либо окончательно ставить жирную точку, либо позволить себе запятую. Нам позволить.