— Играешь хорошо, молодец. Только твой подельник тебя сдал.
Он больше ничего не говорит. Снова хватает меня за подбородок, цепкие пальцы удерживают на месте, а затем он меня целует. Я отвечаю. Истосковалась по нему, несмотря на весь тот бред, что он нес. Да и не поняла я ничего. Он меня целует, это ведь хорошо?
— Блть, хороша, — рычит Дамир мне в губы.
Моя спина касается холодной стены, его руки сдавливают мою грудь, шарят по всему телу. Его пресс упирается в мой живот, в низ живота отчетливо вдавливается налитой кровью член. Я чувствую, как мои трусики становятся мокрыми. Хочу его, несмотря на все, что он сделал, несмотря на эту несправедливость и похищение. Я уверена, что с детьми все будет в порядке. Жанка их заберет и Дамир побеспокоится об этом. Да и не боюсь я его. Что бы он себе не надумал, мы все решим, я уверена.
Тем временем, Дамир стаскивает с моих плеч кофту, целует ложбинку груди, касается поцелуем ключицы, его руки шарят по моей голой спине, а затем он замирает. Разворачивает меня к себе, задирает кофту, дергает меня за бюстгальтер и тычет мне в лицо бирку:
— Для кого купила? И так спешила, что даже снять ценник забыла? Недешевое бельишко, надо сказать. Бабки получила за мое предательство? Или твой хахаль их дал?
— Что?
Я вырываюсь у него из рук, но он не отпускает. Чувствую, как его руки расстегивают бюстгальтер, а в следующую минуту он попросту срывает его с меня. Стаскивает силой, и я тут же прикрываю грудь. На глаза наворачиваются слезы, я чувствую себя униженной.
— Понимаю, — говорит Дамир. — Не для меня покупала. Но я тебе говорил, что у тебя никого не будет. Ни одного другого мужика, кроме меня. Говорил?
Я зачем-то киваю и шепчу:
— У меня никого не было.
Он смеется.
Следом за бюстгальтером идет моя юбка, а потом и трусики. Я чувствую себя униженной и совсем не понимаю, что дает ему право так со мной поступать. Почему он говорит, что я его предала и ведет себя со мной, как со шлюхой.
— Прекрати, — шепчу. — Я ничего не понимаю.
Его ладонь ложится на мои губы, а затем он с ненавистью произносит:
— Замолчи. Просто, блть, закрой свой рот. Если бы я мог от тебя оторваться, я бы даже не прикоснулся к тебе, слышишь? Но я не могу. Хочу тебя до беспамятства. Вот такую суку, какой ты есть, все равно хочу.
Я не понимаю, что происходит. И не перечу ему, когда он разворачивает меня к себе, когда прижимает спиной к стене. Я оживаю лишь когда он проводит членом по моим ягодицам. Вырываюсь. Не могу допустить, чтобы это случилось, ведь тогда между нами все кончено. Тогда мы не будем существовать. Никогда.
— Я ни в чем не виновата, слышишь? Я ничего не делала. Не знаю, кто…
Он закрывает мой рот ладонью, будто не хочет слышать, что я ему скажу. Не дает возможности оправдаться. Боже, да мне и не в чем! Я все три месяца в агонии прожила, оплакивала его, носила нашего ребенка и боролась за жизнь.
— Ты больной, — говорю ему уверенно. — Ненормальный. В чем ты меня обвиняешь?
Все это я выдаю на одном дыхании, как только его рука соскальзывает с моего рта. Боюсь, что он снова не даст мне возможности сказать.
— Ты устроила тот взрыв. Я допросил твоего любовника, он сказал, что это ты.
— Какого любовника?
— Адама. Мои люди от него живого места не оставили, а он повторял, что это ты. Причин ему не верить у меня нет.
— А причины не верить мне есть? — я усмехаюсь. — Ты вот так запросто поверишь подельнику своей женушки и не поверишь мне? Наташа, кстати, знает, что ты жив?
— Не знает. Никто не знает, кроме самых преданных парней.
— Они меня сегодня сюда притащили? Твои преданные парни? Господи, Дамир, да я эти месяцы не жила без тебя. Оплакивала. Я жить начала только когда…
Замолкаю. Понимаю, что чуть не сказала ему о беременности.
— Когда? — уточняет он, заметив, что я осеклась.
— Уверен, что сможешь мне поверить?
— Я постараюсь.
— Я беременна, Дамир. От тебя. Ношу нашего ребенка под сердцем. Думаешь, я смогла бы предать тебя, а потом не избавиться от него?
— Может, ты не от меня беременна? — уточняет, но уже не злится так, как вначале. Думает.
— Может и не от тебя, — соглашаюсь. — И Кирилл тоже не от тебя по тесту ДНК, который твой отец сделал. Он откупился от нас с Киром. Дал денег на лечение Алине и сказал не появляться с внуком на его пороге.
Я рассказываю все сумбурно и сбивчиво. Хочу, чтобы он начал думать, а не идти на поводу у эмоций. Адам сказал, что это я. А еще недавно умолял ему помочь. Может, это такой план мести?