В дверях Тилли обернулась.
– И пусть охранник запишет там в книгу, что мне «назначено», а то сегодня я утомилась разговаривать с вашими чрезмерно бдительными идиотами. В следующий раз пронесу в офис бомбу, если будут доставать.
И ушла, вскинув голову, – в длинной юбке с обтрепанным подолом, в большом черном платке, накрест завязанном на узенькой груди, с подпрыгивающими при каждом шаге соломенными волосами – назад, к себе в колодец.
В длинном, до пят, красном халате, широко расставив толстые коленки, сидит на кухне за рабочим столом Элси, в одной руке нож, в другой мармеладная заготовка. Ямочки на руках у Элси, ямочки на щеках, ямочка между ключиц. В честь чего такая она пухленькая, спрашивается, если живет, как и все в Мармеладном Колодце, впроголодь и по утрам плюется кровью, сочащейся из десен? Неведомо.
Есть у Элси одна роскошь, наследственное золото волос – косы у нее как у Изольды Прекрасной, да только давно уже кажутся они серыми от пыли. И не прекрасна Элси. Да и кто прекрасен в Мармеладном Колодце?
В пустой кухне по радио извергаются разные глупости, но кто их слушает? Пусть себе болтает, пока не вспомнила об этом Элси и не выключила.
– …разбазаривание национальных ресурсов!.. – надрывался между тем кто-то за динамиком, затянутым шпалерной тканью. – …массовое обнищание трудящихся…
– …вы предлагаете?.. – осведомлялся другой (видимо, брал интервью).
– …почему мы такие страдальцы? Почему устраиваем голодовки, самосожжения? Почему себя не жалеем? Нет! Отныне все будет иначе! Мы должны не себя – ИХ не жалеть!.. – ярился первый голос.
– …но террор… – возражал другой голос, вкрадчивый.
Первый резал:
– …справедливость!… Родина!.. Традиции!.. Кровь сограждан!..
Наконец Элси это надоело, и она все-таки выключила радио. И тут же замурлыкала себе под нос:
– Членики, членочки у меня в садочке…
Лэсси спала в комнате на матрасе у окна, прижавшись спиной к еле греющей батарее. Тилли где-то бегала – то ли продукты покупала, то ли с Верховным Холуем переговоры вела. А Элси работала, сидя на кухне под молчащим радио, сдвинув в сторону десяток немытых чашек с налипшими чаинками. Созвездие Мартовского Зайца уныло свесило уши до самого окна.
Девочки всегда работали втроем. Тилли создавала эскизы – у нее единственной было художественное образование (правда, незаконченное). Лэсси специализировалась на заготовках. Вот уж кто умел увидеть любую, самую фантастическую форму из измысленных Тилли, в чем угодно – в старой восковой свече, в комке глины, в обрезке кожи или брошенной на пол ленте. А терпеливая толстая Элси доводила эту форму до совершенства, прорабатывая детали и сглаживая неровности. И именно она давала вещам имена.
Вот и сейчас в ее руках оживал мармеладный пенис. Он явно принадлежал сильному мужчине – Элси, погруженная в странный транс, всегда сопутствующий такой работе, начинала прозревать его образ, будто приросший к дивному члену: худощавый, лысоватый… непременно узкий зад и гибкое тело. Гимнаст? Скорее, легкоатлет. Бегун или стрелок из лука. И у него ласковые темные глаза…
«Нефритовый Победитель». Имя пришло само собой.
О, как он прекрасен и ласков. Элси провела ножом по головке Нефритового Победителя, делая ее гладкой, закругленной, плавно расширяющейся ближе к стволу. Сила и нежность, подумала она, сглаживая неровности рукояткой ножа. И могучий стебель, никогда не склоняющийся, легко входящий в любые, самые невероятные пещеры. Даже заваленные камнями.
В дверь позвонили. С сожалением отставив Нефритового Победителя, слегка раздраженная тем, что ее отвлекли и вывели из транса, Элси встала из-за стола.
На пороге стояла крошечная старушка, обмотанная серым шерстяным платком. Из-под платка сверкали толстые очки.
– Чего тебе, бабушка? – спросила Элси.
Старушка подозрительно повернула очки в сторону ножа, который Элси держала в руках, и скороговоркой произнесла:
– Мардук с тобой, внучка.
– Возможно, – сказала Элси. – Да только молись не молись, а толку все одно немного.
– Да и Мардук со всем этим, – охотно согласилась старушка. – А вот не купишь ли меня, внуча?
Элси надула пухлые губы. Много народу бродит сейчас по Вавилону, предлагаясь в рабство, да только спрос на рабов сейчас сильно упал. Самим бы с голоду не подохнуть.
– У нас, бабуль, и денег-то нету, – сказала Элси.
– А я без денег, за одну еду, – охотно пошла на сделку старушка. И снова очками заблестела, головой в полумраке вертя.
– Да нет, бабуль, у нас и еды нет, – сказала Элси. – Да и Тилли мне голову оторвет. Шли бы вы, бабушка, в богатый квартал, что к нищим-то ходить? Все без толку.
– Да кому я нужна у богатых? – засокрушалась старушка. – Я вот думала, может, за одну еду кто возьмет…
Элси вдруг ощутила, что вот-вот расплачется. И так ей захотелось, чтобы эта старушка в платочке была ее родной бабушкой! Но спустя мгновение другая мысль посетила ее: старушка будет занимать место на полу в комнате, где всего три матраса. И каждый день ее нужно будет кормить.
– Вы у нас через полгода загнетесь, бабушка, – сказала она. – Да и Тилли мне голову оторвет.
– Э-эх! – вздохнула бабушка. Легко так вздохнула. И побрела вниз, точно серая бабочка с надорванным крылом.
Элси закрыла дверь и вернулась к своей работе. Нефритовый Победитель, отполированный рукояткой ножа, сыто лоснился под желтым кругом лампы. Он был прекрасен.
Элси поставила его на полку, где красовались уже Длинный Морской Змей, Раздвигающий Теснину и Несущий Тишину. Наклонилась и взяла из корзины следующую заготовку. Полистала альбом эскизов Тилли, безошибочно определив под какой из рисунков сделана заготовка. Повертела в пальцах мармеладный стержень. Задумалась. Самое трудное – войти в новый образ. А без этого начинать работу не имело смысла – Элси большую часть жизни проводила в полусне, окруженная своими видениями. Они-то и были источником ее вдохновения.