II
Сидя у раскрытого окна коттеджа в Литтл-Виллидже, я с наслаждением дышал полной грудью и с не меньшим наслаждением разглядывал фотографию миссис Глории Кордей.
Эта куколка, которой я дал бы не больше двадцати двух, умела себя подать. Ее поза на снимке была притворно манящей. Губки приоткрыты, словно в экстазе. По типу она напоминала манекенщицу. Если детали ее тела, скрытые под кофточкой и широкой плиссированной юбкой, были такого же качества, ревность ее муженька понятна. Так же легко объясним и здоровый интерес, который проявляли к ней другие представители сильного пола. Я и сам не отказался бы проверить ее достоинства в деле, предпочтительно на каком-нибудь уединенном песчаном пляже.
Послышался противный свист москита. Крылатый паразит влетел в помещение и, устроившись у меня на руке, наполнял утробу моей драгоценной кровью. Я осторожно приподнял снимок и прихлопнул мерзкую тварь. Брызнула кровь, и на горле у красотки Кордей появилась алая полоска. Интересно, подумал я, чем она занимается сейчас? Не тем ли, в чем подозревает ее муж?
Из отеля, расположенного в двух милях от коттеджа, доносилась приглушенная музыка. В неподвижном ночном воздухе мелодия модного шлягера «Не знаю, кто целует ее сейчас» казалась объемной. Погасив свет, я вышел из дома, завел машину и направился в центр городка знакомиться с ночной жизнью обитателей Литтл-Виллиджа.
В просторном зале отеля танцы были в разгаре. Парочки прижимались друг к другу, покачивались в такт музыке.
Я прошел в бар на веранду, нависшую над кромкой воды. Здесь было немноголюдно, обстановка располагала к неторопливому времяпрепровождению. Заказав пару «коллинзов» с лимонным соком и льдом, я устроился на высоком табурете и начал неторопливо потягивать через соломинку жгучую смесь.
На соседнем табурете из-под вечернего платья выглядывали чьи-то стройные ноги. Подняв голову, я перевел взгляд с нижней на верхнюю часть туловища.
У нее были темно-зеленые глаза с желтоватыми искорками, а голову украшала копна аккуратно подстриженных пепельно-русых волос. Она показалась мне чуть старше, чем я предполагал, но ее губы были приоткрыты именно так, как на снимке. Она была красавицей. К тому же она была одна. В своем великолепном платье цвета морской волны, среди зеркал и хрустальной посуды миссис Кордей казалась поэмой, случайно помещенной в сборник прозы.
Мы сидели совсем близко друг от друга, наши глаза встретились. Куколка первая отвела взгляд. Она не казалась смущенной, лишь чуточку нервной. Я услышал ее мелодичный голос:
— Жарковато, да?
— О да. Попробуйте «коллинз».
— Спасибо. Пожалуй, я так и поступлю.
Бармен приготовил ей напиток, мы улыбнулись друг другу одними глазами и приподняли бокалы. Глядя на нее, я пытался понять, действительно она шлюха или это наветы ее мужа. Я склонялся к последнему. Она выглядела приличной девушкой, а нервничала потому, что разговаривала с незнакомым мужчиной. Если у нее и был дружок, то не здесь. По ее поведению нельзя было сказать, что она кого-то ждет.
— Потанцуем? — предложил я.
Она покачала головой:
— Слишком жарко, да и оркестр никуда не годится. Но главное, я зря надела это платье. Мне лучше вернуться домой. Там под кондиционером я быстро приду в себя.
— Вы на машине?
— Нет, я закажу такси.
— Я подвезу вас.
Она бросила на меня изучающий взгляд. В ее темно-зеленых глазах промелькнула насмешка.
Имейте в виду, приемы каратэ мне не в диковинку. Мой жизненный путь устилают ломаные кости самонадеянных донжуанов. Вам ясно?
— Вполне.
— Тогда я с удовольствием прокачусь с вами. — Она слезла с высокого табурета. Ее фигура была под стать лицу. Будь она моей женой, я тоже бесился бы от ревности.
Мы вышли из отеля. Звезды на небе висели так низко, что казалось, их можно коснуться рукой.
— Как красиво! — сказала она таким тоном, будто приехала сюда впервые. — Вы здесь живете?
— Нет. Бываю наездами.
Мы сели в машину. Со стороны можно было подумать, что мы знаем друг друга десяток лет. Она глубоко вздохнула.
— Почему человек должен проводить жизнь в городах? Нет, прощай, Нью-Йорк! — Ее грудь высоко вздымалась. Это была очень приятная на вид грудь. Не знаю, почему она вдруг решила попрощаться с Нью-Йорком. Такие помидорчики не приспособлены к жизни в провинции.
Я чувствовал, как во мне, словно в кастрюле-скороварке, нарастает давление. Было необходимо дать ему выход.
Голосом, в котором внезапно прорезалась легкая хрипотца, я сказал: