— Ты собирался объяснить, как он покончил с собой.
— Честно говоря, я сам хотел бы это знать. Но, Фрэнк, из-за того, что пуля пробила ему затылок, а оружия рядом с телом не оказалось, мы не должны полностью исключать версию самоубийства. Не должны потому, что у него был чертовски сильный мотив. Ну а кроме того, кто мог желать его смерти?
Фрэнк хмуро смотрел на меня. Целую минуту он молчал. Потом сказал:
— Рыжик, иногда ты меня изумляешь. Оказывается, твоя морковная голова способна соображать, а не только заучивать ковбойские песенки.
Да, версию самоубийства я исключал полностью, чего, в общем, не должен был делать. Такой сильный мотив желать смерти, какой был у Курта, встречается не часто. Хорошо, рассмотрим твою версию. Разберем по косточкам, пункт за пунктом. Я буду рассуждать вслух, а ты меня поправляй, если я что-нибудь ляпну не к месту. Идет?
- Начинай, — сказал я.
Он встал и вытащил револьвер из кобуры, спрятанной под мышкой. Фрэнк носит «СМИТ и вессон», специальную модель, тридцать восьмой калибр со стволом длиной четыре дюйма. Он раскрыл барабан и, вынув патроны высыпал их на кухонный стол.
— Теперь я повернусь, а ты наблюдай за мной.
Он встал ко мне спиной, протянул руку за спину и повернул револьвер дулом вверх. Кончик ствола коснулся его шеи чуть выше воротничка. Он сделал усилие и подтянул оружие ещё примерно на дюйм выше. Затем до предела откинул голову назад. Теперь дуло упиралось в основание его черепа.
— Отлично, — сказал я. — Пуля вошла примерно здесь Плюс-минус полдюйма.
Он сказал:
— Отступи на пару шагов в сторону и представь, какой будет траектория полета пули. В какой точке она выйдет?
Я отошёл в сторону и определил на глаз направление полёта пули.
- Примерно на линии роста волос. Ты сказал, что у Стиффлера пулю вынули из верхней части лба. Так вот это примерно та же точка, Фрэнк. Не забудь, что шея у него была тоньше твоей и гнулась лучше.
— Но тогда рана была бы контактной, а у него этого не наблюдалось. Дуло находилось на расстоянии не менее полдюйма от кожи. Правда, если потянуть курок, револьвер, я думаю, тоже отодвинется назад примерно на дюйм. Понаблюдай за мной.
Раздался щелчок, и он оказался прав.
— Револьвер кинулся примерно на дюйм, — сказал я.
Когда Фрэнк укладывал патроны в барабан и застегивал кобуру, его лицо сохраняло задумчивое выражение.
— Что ж, — сказал он. — Если судить только по ране, он был в состоянии прикончить себя сам. Но если это было так в действительности, он выбрал самый неудобный способ самоубийства. Никогда не слышал, чтобы люди стремились, пуская пулю в затылок под таким углом.
Когда самоубийца стреляет в голову, он приставляет пистолет к виску или к центру лба. Бывает, стреляют в рот.
— Может быть, — согласился Фрэнк, — но обычно тогда, когда человек застрахован и в полисе специально оговаривается, что в случае самоубийства страховка не выплачивается. А человек, может быть, как раз и хотел обеспечить семью. Но к нашему случаю сие не относится. У него не было ни семьи, ни страховки.
— Правильней сказать, мы не обнаружили полиса. Но он мог оставить его у парня, который одолжил ему деньги в Мехико. Своего рода залог. Хотел, чтобы тот получил свои зелененькие обратно.
— Ему никто не дал бы страхового полиса. Вскрытие показало, что он не прошел бы медкомиссии, даже если доктора осматривали бы его в телескоп. Однако забудем о полисе. Сейчас мы пытаемся выяснить, была ли у него физическая возможность убить себя. Допускаю, что у него мог быть какой-то психологический мотив не хотеть, чтобы об этом знали. Не исключаю, что он имел в виду, прежде всего отца Трента. Наверное, тот вел с ним душеспасительные беседы, утешал его.
— Но почему он выбрал задний дворик Медли? — спросил я.
Пожав плечами, Фрэнк снова уселся верхом на стул.
— Почему люди выбирают то или иное место? Отправился, скажем, гулять без цели, куда глаза глядят. В кармане лежал револьвер. Постепенно взвинтил себя до такой степени, что решил им воспользоваться. Он шел по Кэмпбелл-стрит, возможно, в сторону железной дороги. Решение уйти из жизни уже созрело, и теперь он размышлял лишь о том, как выдать самоубийство за убийство с целью грабежа. Железнодорожная насыпь была, по его мнению, самым подходящим местом. По пути он выбросил в сточную канаву бумажник с деньгами, чтобы полиция решила, что его ограбили. Перед домом Медли он чувствует, что больше не может ждать. Но чтобы сделать роковой шаг, ему нужно уединение, он не хочет умирать на тротуаре. Он обходит вокруг дома… Черт возьми, эта нелепая версия начинает обретать какой-то смысл!