Фрэнк сказал:
— Тогда пусть Господь благословит вас, дети мои. А сейчас нам подает сигнал Кармоди. Наша очередь идти на ковер.
Мы прошли в кабинет кэпа. Он просматривал какие-то бумаги и предложил нам присесть. После разговора с Фрэнком у меня было отличное настроение — наконец-то я принял окончательное решение. Нет, завтра вечером мы не пойдем на бейсбол, а сядем в мой «бьюик» и совершим прогулку по озаренной лунным светом пустыне. В этой романтической обстановке я расскажу ей о своих намерениях. Возможно, её придется уговаривать, поэтому выехать надо пораньше, на уговоры может потребоваться время. Черт побери, мне необходима эта девушка, и теперь я уверен — чем раньше она станет моей женой, тем лучше.
Кэп внезапно поднял голову:
— В шесть утра на Мейер-стрит подобрали человека. Он был без сознания. То ли его оглушили, то ли он сам упал и стукнулся головой. Похоже, его все-таки ограбили — ни бумажника, ни документов при нем не оказалось. Его отвезли в больницу Бэнбоу. Там поставили диагноз — сотрясение мозга средней тяжести. На теле кровоподтеки. Он ещё не пришел в себя, но врачи полагают, что вот-вот очухается. Вы оба загляните в больницу и побеседуйте с ним.
Я спросил:
— Как этот тип был одет? Может, он обычный бродяга? — Будь он бродягой, отсутствие бумажника могло ничего не значить.
— Одежда на нем приличная, — сказал кэп, — из дорогого материала, только вся в грязи. Да и в кармане сорочки нашли какую-то мелочь — три бумажки и несколько центов.
Похоже, подумал я, загулявший бизнесмен. А три оставшихся в кармане бакса ещё не означают, что его не ограбили. Когда человек пьет, он может сунуть деньги в самое неожиданное место, а грабитель, особенно если он торопится, согласен удовольствоваться бумажником, лишь бы побыстрее скрыться с места преступления.
Я сказал:
— Порядок, кэп, мы отчаливаем, — и встал.
Однако Фрэнк поспешно сказал:
— Одну минутку, кэп. Пострадавший никак не связан с делом Стиффлера?
— Никак. Хотя если было ограбление, то возможно, действовал тот же преступник. Только здесь он вел себя более гуманно.
— Значит, на деле Стиффлера поставлен крест? Или вы снимаете с расследования нас с Рыжиком и поручаете его кому-то другому?
— Ни то, ни другое, — сказал кэп. Он хмуро глянул на Фрэнка: — Ты прекрасно знаешь, что я никогда не ставлю крест на нераскрытом убийстве. Оно остается на контроле, и, когда появляется какой-нибудь новый факт, мы возвращаемся к нему. Однако на определенном этапе, когда исчерпаны все источники информации, я временно снимаю своих подчиненных с расследования.
— Мы ещё не выяснили, кто в Тусоне в последнее время покупал пистолеты двадцать второго калибра.
— Воскресенье — неподходящий день для посещения оружейных лавок. Но я не забыл, и завтра вы этим займетесь. Кроме того, мы наводим справки и в Мехико. Если они ответят на мой запрос, как положено, в течение сорока восьми часов, завтра информация будет уже у нас. В противном случае я позвоню их шефу Гомецу.
Фрэнк сказал:
— Ещё один вопрос, кэп, насчет Медли.
— Что насчет Медли?
— Я знаю, вы считаете, что с ним всё чисто. Но мне хотелось бы побеседовать с ним ещё раз. Я не имею в виду прямо сейчас, но в один из ближайших дней.
— Я разговаривал с ним, Фрэнк. Ты, наверное, не совсем в своем уме, если подозреваешь его в убийстве. О чем ещё ты можешь его спросить? Чего ради ему убивать Стиффлера?
Я заметил, как напряглось лицо Фрэнка. Он сказал:
— Возможно, вы сочтете меня ненормальным, но я думаю, что он убил Стиффлера по той же причине, по которой пристрелил свою собаку. Та была в агонии, в неописуемых мучениях. Я даже допускаю, что он убил ещё кого-нибудь, мотив всё тот же.
Кэп Петтиджон недоумевающе уставился на Фрэнка. Мне показалось, что он смотрел на него не меньше минуты, после чего разразился оглушительным хохотом. Вообще кэп смеется не часто, он не из смешливых.
Но если смеется, то от души.
Наконец смех стих, и кэп протер глаза носовым платком. Потом спокойным голосом сказал:
— Фрэнк, я смеялся не над тобой, а над этой абсурдной гипотезой. Я советовал бы тебе выкинуть её из головы, пока тебя действительно не сочли психом. Ну а теперь, ребята, повторяю — бегите и дожидайтесь, когда он очухается.
Мы забрались в машину, и я устроился на месте водителя. Взгляд Фрэнка был устремлен куда-то вдаль. Его лицо побледнело, если это слово вообще применимо к мексиканцам.
— Проклятый сукин сын! — зло пробормотал он.