Всё утро Кристина прислушивалась к лапке, а в обед даже научилась ею шевелить.
– Мам, – спросила Кристина маму за ужином. – А вы в детстве колдовали?
– Чего? – не поняла мама.
– Ну, это когда один человек видит что-то такое, чего другие люди не замечают, – уклончиво пояснила Кристина.
– Не очень понимаю, – ответила мама.
– Мысли читает? – вмешался папа, насаживая на деревянную палочку одновременно две суши и отправляя их в рот.
– Почему мысли? Не обязательно.
– Кое-что у нас было, – вспомнила мама. – Но я не знаю, считается это колдовством или нет.
– Например?
– Например, были приметы, в которые верили только дети… Если наступишь на люк от колодца, нужно подержаться за что-нибудь зелёное – листик или зелёный шарф, – а то когда-нибудь утонешь. Или нельзя наступать на трещины на асфальте… Не помню, почему. Я потом больше нигде о таком не слышала. Ушло вместе с детством. Прямо жаль!
– А мне не жаль. Жизнь вокруг – она и есть самая волшебная, а не эти выдумки, – улыбнулся папа, отодвинул пустую тарелку, перепачканную соевым соусом, и открыл на планшете финансовые новости.
«Интересно, что бы они сказали про лапку? – подумала Кристина. – Нет, лучше не рассказывать – всё равно не поймут».
Жить с лапкой в груди было жутковато, но здорово.
В следующие дни Кристина наколдовала себе часы, духи и дизайнерское мыло.
Не то чтобы эти предметы были ей так уж необходимы. Просто ей нравилось притягивать к себе то одно, то другое.
Делалось это так. Кристина закрывала глаза. Как обычно, под сомкнутыми веками вспыхивало много ярких светящихся пятен. Но где-то в глубине, позади этих пятен, пряталась темнота. Сияющая темнота. Не чёрная, а будто бы зеленоватая. Как навозная муха. Кристина видела её совсем чуть-чуть. В этой зеленоватой темноте скрывались все предметы на свете. Нужные и ненужные. Надо было всего лишь тихонько туда пошептать, окликая предмет по имени. А вскоре он появлялся и в реальности: Кристине его дарили или она сама где-нибудь находила его среди вещей.
Она не была уверена, что это именно колдовство. Но у неё получалось. Появление новых предметов явно было связано с усилиями её воли. Хотя что-то подсказывало: нельзя этим увлекаться. Может, просто потому, что глупо использовать такое удивительное явление для таких примитивных целей.
А может, Кристина уже тогда предчувствовала, что это – ловушка.
Но в среду её увезли к бабушке, пообещав забрать в субботу.
И значит, она никак не могла выйти в пятницу во двор и снова встретиться с Наткой.
Сопротивление было бесполезно. Аля и Светка пообещали Кристине всё потом рассказать.
Возле бабушкиного дома тоже был двор со старыми и седыми от летнего пуха тополями. Кристина любила этот двор. И название улицы ей нравилось: – Плющиха. Пух стелился по тротуарам Плющихи облачными дорожками. Мальчишки его поджигали, и из облачных тополиные дорожки становились огненными. Кристина зачарованно следила за этим превращением.
– Бабушка, – спросила она как-то раз бабушку. – Ты ведь жила в деревне?
– Жила.
– У вас там колдовали?
– А как же!
– Расскажи.
Бабушка чистила яблоко, и яблочная кожура свисала кручёной змейкой. Она отложила нож, зачем-то надела очки и очень внимательно посмотрела на Кристину.
– А тебе зачем?
– Так, интересно…
– Интересно ей… Ладно, слушай. Деревня была под Полтавой – мужа моего, твоего дедушку, распределили туда из Москвы агрономом. Большая была деревня, но бедная. Немцы там в войну похозяйничали. Зато ворожили в той деревне все кому не лень! За покойным зорко приглядывали. Чтоб ничего не унесли – мыло, гвозди с гроба, волосы, ногти, воду, которой обмывали мертвеца. Всё это надобилось в обрядах колдовства. Иголка в дверях, дохлый голубь в сенях – обычные явления. Вечером хлеб, соль, спички – идут побираться, а одалживать нельзя. В рождественские праздники – коляды. Колядующие тоже пытались за чем-нибудь проникнуть в дом. У меня бдительность с тех пор, как у разведчика, – ничего никому вечером не дам! Если дашь – заколдуют, заморочат, приворожат, а то и порчу нашлют. Так-то вот!