После получаса такого неистовства уже чудилось, что никогда не поднимется солнце, не наступит тишина. Вот так и будет опрокидываться вечная, устрашающая холодная полутьма.
Из палаток пришлось перебраться со всеми пожитками в вагон к ребятам. Слишком ненадежной была защита брезентовых шатров. И хорошо сделали. Вскоре из-под брезента начали выплывать порожние посылочные ящики, забытые ботинки и другая мелочь. Вот испуганна скуля, взывая о помощи, вынесся из палатки Пинцет, укрывшийся там от дождя. Часто перебирая лапами и не в силах справиться с водяным шквалом, упал, захлебнулся. Незадачливого пса увидел Володька, выскочил и. почти вдвое сгибаясь. нагнал его. Мокрого и обессиленного, к большой и шумной радости девушек, внес по лесенке и спустил на пол…
Дядя Паша сердился! Пропал день. Теперь не скоро просохнет сено. Девушки тоже для вида негодовали, хотя в душе и радовались неожиданному отдыху. Устроившись на нарах и прямо на полу, слушали смешные анекдоты, вспоминали город, пели под вздыхающий аккомпанемент Володькиной гармошки.
В вагоне было сухо, тепло…
Лишь после полудня утихомирилось и прояснилось. Снова засияло солнце, опять заголубело, будто омытое, посвежевшее, небо. Пока немного просохло, пока пообедали и навели порядок на стане, подоспел вечер. Кто-то вспомнил, что в поселке должны показывать кинофильм, решили сбегать. Когда еще выпадет свободное время! Ведь не каждый же день быть такому ливню! Бежали и боялись, что не соберется народ и механик откажется демонстрировать картину только ради них. Опасались напрасно. Небольшое зальце избы-читальни было до отказа забито людьми — все до одного места заняты, даже у стен вплотную стоят. Пробрались вперед, устроились на корточках перед самым экраном, опираясь спинами на колени незнакомых парней.
Впрочем, ребята оказались вежливыми — уступили свои места…
Действие картины было на самой средине: папа открыто выражал свою симпатию к служанке, умная мама замечала проделки мужа, но помалкивала.
И вдруг распахнулась дверь, по залу пронеслась холодная волна воздуха. Зашевелились люди, недовольно зашикали.
— Девушки из третьей бригады, быстро на стан! — раздался голос дяди Паши.
— Их здесь нет! — выкрикнула Нюська, поплотнее прижимаясь к Вольке …
Ни за что не выйдут, пока не досмотрят картины… И снова. голос, настойчивый, торжественный:
— Товарищи, пришел приказ начать уборку хлебов…
На экране замер папа с букетиком весенних цветов в руке, по рядам пронесся гул голосов. Затем сидящих будто сдуло вихрем со скамей, ливнем хлынул людской поток к распахнутой двери…
И хотя каких-нибудь несколько минут назад стала известна новость, хотя все знали, что убирать хлеба начнут лишь после того, как подсохнет, все же поселок словно вымер.
Зато по степным дорогам, глинистым, размокшим, сердито и тяжело урча, спешили машины…
ХОЗЯЙКА СТАНА
Неказистой показалась Галя бригадиру: низкорослая, слабенькая, все больше молчит, да за спины подруг прячется. Как такую на агрегат поставишь, где нужна сила и выносливость, — пришлось на кухне оставить. Галя расплакалась от обиды. Едва-едва Лида уговорила:
— Ничего страшного! Поработаешь с недельку, сменят — будем дежурить по очереди.
Повариха тоже не особо обрадовалась такой помощнице. Заявилась девушка утром на кухню, остановилась у порожка. Споласкивает тетя Катя миски после завтрака, торопится, сердится— надо закладку на обед делать. А Галя будто не слышит ее воркотни. Вышла и вернулась с куском марли. Принялась затягивать окошко, чтобы мухи не донимали. Но разве от них спрячешься? Усмехается повариха, смотрит, что будет дальше. Закончила Галя свое дело, подошла к мискам, провела пальцем по одной, насупилась.
— Надо ошпаривать, — заявила она. — Иначе бригаду заразим дизентерией. — Засучила рукавчики блузки, зачерпнула ковшом кипяток из бака, загремела посудой. Перемывает, сопит, потом вдруг — Тетечка Катечка, завтра фартук смените и косыночку беленькую, ладно?
Даже губы от гнева побелели у поварихи. Затряслась всем грузным телом. Нашлась указчица! Третий год кашеварит на бригаду. Здорово рассердилась, погнала Галю с кухни — ни за что ни про что…
Засыпала лапшу, чай вскипятила, ворчит себе под нос — сегодня же бригадиру скажет. Пусть другую выделяет. Все же, когда обед был готов, поостыла, пошла глянуть, чем девчонка занята. Чего доброго, ревет в палатке, еще нажалуется, скандала не оберешься. А фартук-то и в самом деле не мешает сменить, да и платок постирать.