— Сердитая, — одобрил Воронов. — Держи руки и язык на привязи.
Володька лишь чуб пригладил да грустно присвистнул.
Нетерпеливо товарищи ждали обеда. Надеялись, что девчонка помчится к кадке с водой, из которой заливают радиаторы тракторов, умоется и тогда оба увидят, какое чудо свалилось им на комбайн. Ошиблись! Привезли со стана обед, взяла молча из рук поварихи миску с кашей, присела в сторонке, умяла разом и, уткнувшись лицом вниз, сладко засопела. Парни переглянулись и вздохнули.
— Пры-ы-нцесса! — Володька презрительно оттопырил нижнюю губу. — Теперь не добудишься. Много наработаем…
«Принцесса», однако, не заспалась. Едва подали сигнал к подъему, вскочила. Поправила сбившийся платок, и опять на мостик.
После обеда и короткой передышки работа-, лось легче, да и пшеница пошла чище. Повеселевший Володька со своего места украдкой наблюдал за копнильщицей. И пресмешная же! Длинноногая, точно мальчишка, под носом пушок одуванчика насел. А работает ловко! Хоть и мотало комбайн из стороны в сторону и бросало девчонку на железный поручень, а с соломой управлялась что надо! Залюбуешься! На поворотах трактор полагалось приостанавливать, чтобы копнильщица сумела перебраться на другую сторону, иначе солома полетит в лицо. Всегда злились ребята, что приходится терять время, а тут… Она не придерживалась правил, соскакивала на ходу, и через минуту-другую снова была на копнителе, снова орудовала на своем месте.
К вечеру и совсем удивила! Подняла руку, растопырила все пять пальцев — это, значит, предлагает увеличить скорость. Когда Володька, стоящий у штурвала, замотал головой, перебралась на ходу к нему, схватила горсть зерна и запустила им в заднее стекло кабины трактора. Воронов выглянул, увидел грязную ладошку и расплылся в улыбке. Вот это да! Погнали на четвертой!
Работать кончили позднее обычного. Обмерили скошенный участок, не сговариваясь, громко крякнули: впервые за десять дней выполнили две с половиной нормы!
— Сегодня же узнай, как зовут, — наказал тракторист. — Нельзя упускать с агрегата такую! И… чтобы у меня без всяких… Понял?
— Сбежит! — Володька уныло вздохнул. — Сбежит! Или подсунут завтра другую. Спрошу у девчат, кто она.
Но, видно, девушки сговорились его дурачить. Посмеиваются, требуют, чтобы сам узнал, с кем работал! Разозлился, сплюнул. Хорошо! Узнаю!
Утром нарочно поднялся до солнца. Подкрался к палатке, и опять неудача. Пинцет встретил таким грозным лаем, что пришлось удирать. С досады завтрака не дождался, двинулся к агрегату. Подошел — и обомлел: девчонка опередила, возилась у комбайна. Г]о-вчерашнему замурзанная, с перевязанным пальцем, закрытая платком до самого носа, встретила неласково:
— Работнички! На машину взглянуть страшно. Грязнули! Бери ключ, просмотри вентилятор, вчера гремел. Комбайнера ждете, когда поправится и порядок наведет? А если он проболеет еще месяц?
Володька вспыхнул от обиды:
— Тоже мне нашелся командир! Грязнули! Лучше бы на себя глянула. Сама…
— Сама… — передразнила она. — Поработай третьи сутки без смены, а тут еще… — не договорила, закрыла глаза будто от боли, вздохнула.
И опять весь день работали молчком. Даже звать как, не узнали. Лопнуло терпенье у Володьки, вцепился в тракториста, что твой курай.
— Сил нет. Глянешь — с души воротит. На стане прохода не дают, смеются. Вымыть ее силком, что ли? Может, тогда узнаем, что за добро привалило.
— Вымыть, конечно, можно, — осторожно ответил Воронов, которого тоже разбирало любопытство. — Только крик поднимет. К суду еще могут потягать.
— Да я сам, сам… Ты не виноват и знать не будешь. Я с ней, как со стеклянной… Пальцем не дотронусь…
На следующий вечер Володька дождался, когда тракторист ушел в поселок, отцепил комбайн, толкнул девчонку к кабине.
— Лезь без разговора, — приказал он и уже тише добавил: — Не ори — не обижу.
— Попробуй только…
Стряхнула его руку с плеча, мотнула непокорной головой, села рядом. Другая бы с перепугу распищалась, а эта знай себе сопит, поглядывает, как он рычагами передвигает, и не спросит, куда мчат ее на пятой скорости. Вот и озеро — холодное, темное. Камыш беспокойно шелестит на ветру. Подогнал к самому берегу, поставил так машину, чтобы свет фар падал на воду. Едва сдерживая желание сдернуть ненавистный платок и заглянуть в девичье лицо, приказал вылезать. Сунул мыло с мочалкой, буркнул, чтобы отмывалась чище. Все же выскочил из кабины, спустя несколько минут закричал испуганно:
— Эй, эй! Подожди! Подожди, говорят! Омуты там!
Так и влетел в воду, забыв снять тапочки и подвернуть штанины брюк. Отвернувшись, стоял возле девушки, топтался в илистом дне и ругался про себя. А она оттирала руки, плескалась, как ни в чем не бывало, и почему-то вздыхала. Но вот она вскрикнула, Володька повернулся, увидел купальник, ладно обтягивающий стройную девичью фигурку, поднял глаза — и обомлел. Узнал ту, которая снилась ночами! Конечно, это была она, по-мальчишески остриженная, чуть насмешливая и совсем-совсем не сердитая.