— Женечка, а Женечка? Ты помнишь, что ты мне вчера вечером пообещала?
И вот тут я проснулась по-настоящему. Потому что, кажется, вчера вечером Леся плакалась, что у них остро не хватает джипа. И кажется, вчера вечером я сказала, что что-нибудь придумаю на эту тему. И совершенно точно: если Айдар сказал, что пообещала — то деваться уже некуда... И если вы думаете, что джип — это легко, то имейте в виду, что на дворе стоял 2014 год, и эти цифры казались мне заоблачными. И что было совершенно очевидно, что деваться уже некуда.
— Конечно, Лесюня, — ответила я. — Ну тебе придется немного потерпеть, все-таки джип — не булавка, надо немножко денег подкопить, ну и найти хороший, короче, пара недель и сделаем.
Вариант с проституцией я отмела сразу. Возраст не тот, да и внешние данные подкачали. Вариант с выигрышем в лотерею я отмела после покупки пары билетиков. Нет, я даже выиграла сто гривен, но такими темпами... Вариант заработать... ну, частично, конечно, да, но не за пару недель же...
Телефонный звонок разбудил меня с утра. Лесин голос звучал измученно...
— Жень, я знаю, что ты спишь. Я знаю, я просто, чтобы ты не читала новости, специально. Мы все живы, короче, все живы. Но вот понимаешь... Упало в центр нашей автостоянки, ну ты помнишь, во двор. Ни одной машины целой, ни одной. А там раненые, понимаешь, в полях раненые...
Через два дня я заказала в Польше убитый «мицубиши паджеро». Не спрашивайте меня как. Я сама до сих пор не знаю.
...«Паджерка» шла точно по разделительной линии.
— Леха, — орала я, — Леха! Она праворульная, куда тебя черти несут?
— Ничо, — бубнил под нос Леха, — я большой, я две тонны вешу, пусть «жулечка» от меня уворачивается.
— Леха, — орала я, — от тебя «Урал» только что увернулся!
— Спокийнише, Зоя Жоривна, — бурчал Леха, — зато когда снайпер будет стрелять — то по тебе...
А потом он надолго замолчал и вдруг очень спокойно сказал:
— Знаешь, я понял, что такое война. Война — это тысячи и тысячи километров разбитых дорог...
...От Новоайдара мы пошли с «Драконом» Кати и Виталика отдельно. Тапку в пол и помогай Бог быстрому.
— Жень, я не понимаю, — шипел Леха сквозь зубы, — я не понимаю, Жень. Я топлю педаль, а на спидометре 110—120, больше выжать не могу, Жень, что не так, это ж нормальный джип...
— Лех, — контролируя голос, — это английская машина. У них там мили, знаешь? Такая хуйня.
— Женя, у нас проблема, у нас горит проводка. Блядь, у нас горит проводка и нам нельзя останавливаться, Женя, что делать, что делать, Жень... ЖЕНЯ!!! БЛЯДЬ!!! Еще раз я увижу в машине твои ебаные пепельницы! Женя, блядь, это не Европа, это ебаный Лугандон, кидай нахуй бычки в окно! И пепельницу свою! Сейчас! Быстро!
...«Паджерка» и «Дракон» с визгом тормозов встали вровень во дворе Счастьинской больницы, Леха кинул ключи Бармалею — забирай, твое, — а я на дрожащих ногах съехала по стене и сказала: — Лесь, там я тебе бухло из отпуска в Польше привезла... Забери. С Новым годом.
И, конечно же, мы выжрали все это бухло и, конечно же, поехали в супермаркет за добором, почему-то всемером в «Паджерке», включая багажник, в касках и бронежилетах, и, конечно же, пока мы стояли в очереди за водкой, соседний дом разъебало из гаубицы, а потом мы добирались домой арми-стопом все в том же багажнике и Дух шепотом орал на меня по телефону, что надо же иметь хоть минимум мозгов, и день рождения у меня раз в год, и мне 37 лет исполнилось, и он нихуя не знает, что объяснять гостям, а потом, конечно же, Официальные Волонтеры Айдара поливали нас грязью за то, что, мол-де, мы бухаем с Их подразделением и кажется, даже сделали по два-три аборта (полагаю, от Леси), но это все не важно, потому что хотя доктора и ухлопали «Паджерку» за три месяца, кажется, но все-таки сколько-то раненых она вывезла с «нулей» живыми, и спасибо, что так, потому что нет ничего важнее, такие дела, такие дела.
...Благословен будь человек, который привез в Европу кофе. Кажется, он тоже пришел с войны, он шарил. Благословенны будьте металлические кружки с заваренной прямо в них «Львовской», сетевые заправки, джезва в поле под Бахмуткой, гейзерная кофеварка на кухне Счастьинской больницы, офисный автомат под Карловкой, пластиковые стаканчики с растворимым говном на Фасаде, утренняя пластиковая колба в штабе АТО и все-все те места, где нас поили черным ядом.
—...Щас, щас, — говорит Леха, — еще пара километров, и будет кафешка с лучшим кофе на Донбассе, я ее еще с той жизни помню... Господи, как же кофе хочется...
Машина мягко тормозит на Дебальцевском кресте... Леха с тоской смотрит на развалины, над которыми еще поднимается дым.