У нашего водителя, впрочем, еще не ушла. Он стоял рядом с нами, курил, делая бодрый вид, но, видимо, нервничал. Он первый раз был в АТО. Ну да, Леха ушел служить в армию, забрав с собой «Счастливчика», а мы остались. И пошли искать нового водителя с новой машиной. И нашли этого. Наверное, его надо было как-то готовить поаккуратнее — тут минка, там танчик, — а не тащить его без здрасте в центр артиллерийского фейерверка. Но дело было сделано, да и не думали мы об этом, каждый же примеряет на себя. А мы стояли, уставшие, на крыльце Счастьинской больницы и медленно курили в ночь.
...Они до сих пор у меня на сетчатке, я могу вызвать этот кадр в любое время дня и ночи. Пять легших в линеечку алых разрывов, и ты, со своим идеальным глазомером, смотришь на них в немом отупении, понимая, что линейка ведет прямо к тебе, и шестой — твой. Один... два... три... четыре... пять... И тишина. Ну то есть не тишина, но тот фоновый артиллерийский гул, который сейчас воспринимается как абсолютная тишина.
Первым пришел в себя Док.
— Так, все за бетон, уже не цацки.
Наш водитель рванул с места, как будто ждал этой команды, и нырнул в двери, как нормальный человек, проныривая под окнами, стараясь оставаться за иллюзорной защитой внешней стены... За ним прыгнули Док и Катя.
...В руках у меня была недогоревшая сигарета. Я покрутилась по крыльцу, разыскивая взглядом урну, аккуратно погасила бычок и только тогда рванула за ними следом, под прикрытие бетонных проемов, в тишину и относительное спокойствие...
— Ну бля, ты-то там где потерялась? — встретили меня недовольно.
— Ну так это. Бычок. Мусор. Не мусорить же. И урна загорится, — невнятно, но подробно пояснила я.
— Урна. Загорится. Мусор. Уууууурна! Женя, бля, вот мы иногда не понимаем — ржать над тобой или убить нахрен, чтоб не мучалась?
И, конечно же, все выбрали ржать, а потом в без 13 12 ночи почему-то арту с обеих сторон выключили и все дико занервничали с непривычки и потом, конечно, лечили нервы алкоголем, а потом злые доктора поймали в саду какого-то идиота с фонариком, немного постреляли в воздух, набили морду и отпустили, а потом с утра мы первый раз в жизни поехали в Станицу без брони, а в Станице наш водитель психанул и отказался ехать куда-то, кроме Харькова, и Катя поехала на чью-то позицию на пафосном пограничном «кугуаре» и они, конечно, заблудились и чуть не заехали к сепарам, а потом мы ехали домой и кругом было тихо, и мы были без броников, и это было так странно и необычно, что даже немного страшно... Начиналась другая война.
— ...Слушай, — сказала я, вернувшись с перекура, — ты не поверишь, но у них там борщ.
— Ну и чо, — сказала Катерина, — а то ты не знаешь, что у них полная пятитонка продуктов, которую они только и делают, что перегружают в разном порядке?
— Кать, ты не поняла, — сказала я, — у них там борщ в трехлитровых банках. Жидкий, блядь, борщ! Они приперли борщ в стеклянных банках за полторы тыщи кеме, Кать!
Катя уткнулась в собственный фейспалм. Мы надолго замолчали.
...Вот бывают же поездки, когда все идет к чертовой матери с самого начала. Ну допустим, окей, ты пользуешься тем, что личинка Долбоклюя еще маленькая и ничего не понимает, допустим, ты напрашиваешься ехать с нами, допустим, в процессе оказывается, что едем мы почему-то на 90% по твоему плану, но на 90% на найденные Долбоклюем деньги да на найденной Катей машине с водителем, но какого дьявола ты втягиваешь нас в совместную поездку с этими прекрасными людьми-с-варениками, которые второй день срывают нам все планы, жизнерадостно хамя на тему «у нас пятитонка, а у вас бус» и срывающимися с места, не дожидаясь нас после того, как мы протынялись возле них очередные два часа их перегрузки? Ехала бы с людьми-с-варениками, женщина, а мы б поехали по своей программе, да еще бы не проебали в Харькове иностранную журналистку из-за того, что люди-с-варениками не могут даже приблизительно спрогнозировать своих перемещений.
Я выразительно молчу поверх кружки. Катя выразительно молчит поверх кружки. Ребенок С. смотрит в кружку и всем своим видом выражает, что его дело — крутить баранку, но его друзья — мы, а не медведь. Волонтерская женщина крутится под нашим взглядом. Люди-с-варениками перегружают вареники.
— Так, ладно, — говорю я. — Раз уж у этих замечательных людей нет ни минуты времени нас ждать, мы сейчас уходим по своей программе, ты ждешь нас тут или едешь раздавать вареники, мне похер, в обед мы воссоединяемся с тобой и с варениками и докатываем вашу общую программу. А завтра будет завтра. Хуле сидим, встали, поехали.