...Мы сидели на Вилкиной кухне на третьей линии. Нас наконец отпустили. Вилка олицетворяла собой именно то состояние духа, в которое приходит военный, с утра поставивший на «террано» НОВУЮ ЗИМНЮЮ РЕЗИНУ и вечером ее пропоровший ежом. Честно, я даже не буду пытаться объяснить, как выглядит это состояние: все, кто имел дело с владельцами военных джипов, понимают сами, а те, кто не имел... постигнуть масштаб этой эпической трагедии со стороны невозможно. Короче, Вилка могла играть Медею или Дидону совершенно без грима и даже без подготовки. Если, конечно, не считать подготовкой пропарывание резины. Дарю, кстати, идею современным станиславским, оно не так уж и дорого, если считать не для армии, а для театра...
— Ну почему с вами всегда одни сплошные проблемы? — всплеснула руками Вилка, продолжая греческую трагедию.
Вообще-то это она зря сделала, конечно. У меня тоже настроение было не очень.
— Виола, — сказала я тихим голосом. — Вот скажи, пожалуйста. Женечка с Катенькой, как сумасшедшие хомячки, третий год на своем горбу тягают в вашу лучшую в мире бригаду тонны и тонны разнообразных полезных предметов, чтобы бедные мальчики не замерзли, покушали, не убились и убили каких-то врагов. Вообще-то, Виола, ты в курсе, что для этого занятия надо быть довольно сумасшедшим хомячком, и таких странных людей в мире довольно мало. Хорошо, тот факт, что нам не скажут в этой бригаде спасибо, для меня довольно очевиден уже давно. Но когда ваша богоспасаемая гвардейская в хамской форме отмораживает мне жопу на своем блокпосту, а потом оказывается, что это «с нами вечно проблемы», у меня, поверь, ОЧЕНЬ СИЛЬНО портится настроение, и желание уехать отсюда совсем навсегда, оставив вашу богоспасаемую гвардейскую на волю божью, комбригову и «официального волонтера» (кстати, ты его когда последний раз видела?) становится практически непреодолимым... Скажи, оно мне больше всех надо?
Кто не в курсе — да, в последнем градусе бешенства я перестаю материться и начинаю говорить очень тихо.
— Господи, лучше б ты орала, — шепотом сказала Катя. — Это было реально страшно.
— Поехали нахуй, — сказала я нормальным голосом, — заебала меня чего-то сегодня гвардейская богоспасаемая, глаза б мои ее не видели... Не, Вилка, не переночуем, спасиб, но мы до Севера, да не переживай, вылезем, не первый раз замужем... Ага, давай, береги себя...
...Мы сидели в гостиной большого красивого дома во Львовской области и вели светскую беседу с хозяином. Ну, в смысле я жрала хозяйские конфеты, а Катя трепалась с Богданом на тему, как все заебало.
— I от комбат мені тоді пише, що прийшли мені, Бодю, фотку з твоєю машинкою, бо воно ж, курва, зупинити мене те велике цабе чогось засоромилося, а тепер їбе всю бригаду, що то був за синій бус і вдруг оно там возить контрабас, а не як я, дурак, ото понатягав їм тепликів, бо мені більш за всіх треба...
— Синий бус... — медленно повторяет Катя и сужает глаза. — У тебя синий. Тентованный. Бус.
...Однажды я сидела на кухне и смотрела в чашку. Дело было вечером, делать было нечего.
— Привет, — сказала Катя в трубке. — Тут Таня просит покатать ее по аптекам, там какой-то пиздорез, нужны реанимационные растворы. Тебе все равно делать нечего, поехали кататься.
...Таня — фантастическая женщина. Я уже год не могу разгадать загадку — каким образом ей удается тянуть такой огромный объем работы по реанимационной медицине на фоне ее эпического, масштабного, легендарного распиздяйства и неорганизованности. Таня являет собой олицетворение аттрактора Лоренца и эффекта бабочки — все, что попадает в радиус захвата этого хаотического создания, превращается в ядерный бардак, не сходя с места и вне зависимости от противодействия всех остальных участников. Я изучаю ее как явление природы.
— А поехали, — сказала я опрометчиво, натянула джинсы, подхватила сумку и спустилась во двор.
Растворы мы купили относительно быстро и по порядку, и уже одно это должно было нас насторожить.