...Я обучаюсь быть железным продолжением ствола... Да, собственно, мы как раз сидим на лавочке и курим, глядя в землю. Между коленями — автомат.
...Это все, что останется после меня... Я молча плачу, глядя в лобовое стекло. Катя сочувственно молчит. Для меня война кончается... Для нее — нет.
...Следи за собой, будь осторожен... Я понимаю, что я ошиблась, но менять уже что-то поздно, машина уходит, уходит, уходит в занос в вихре снега, и я успеваю только сказать «ох», когда снег в лобовом стекле вдруг включается в обычном режиме, и мы опять живы...
Иногда мне кажется, что когда закончится плейлист — я тоже закончусь.
...Я — дорога...
— Да, блядь, они заебали с этим снабжением. Кофе они закупили растворимый по 630 гривен килограмм. Да идите в жопу, у меня зарплата 20 тысяч, я себе кофе не куплю, что ли, нормальный, а не говно это растворимое? Йогурты еще... щас потеплеет и у меня полбатальона срать рядком в посадках будут от этого вашего йогурта. Сала в хате нема[4], зато сорок грамм бананов в день, Катя, ну вот расскажи мне, как мне ему нарезать сорок грамм банана и со шкуркой взвешивать или без?[5] Круассаны. Какие нахуй круассаны! Нахуя мне в окопах эти круассаны! Купите мешок печенья «Мария», печеньку взял, маслом намазал, сверху второй печенькой накрыл — заебись со сладким чайком! 102 гривны на бойца, 10 дней на 10 рыл, да я на эти бабки в АТБ так скуплюсь, что они у меня одно мясо с овощами хавать будут и хрюкать в грязи от радости! А этот еблан тыловой мне круассаны! Круассаны, блядь!
— Товарищ прапорщик, я, кншн, искренне разделяю твое негодование, но щас мысленно перенесла этот диалог на три года назад...
— Не, Женя, ну серьезно. Круассаны, блядь. Вообще ебанулись.
...В «Бочке» накурено и шумно, и я сильнее всего переживаю за диктофон. Вроде бы все десять раз проверено, но это мое второе интервью, и мне все время кажется, что техника сейчас подведет. Переживать за жертву начала моей журналистской карьеры смысла нет — болтать он любит и умеет, да и ко мне относится неплохо.
— Ну то от я мамці й сказав: — Мамо, та я вже дорослий, ну що ви плачете, я пішов...
Огонек диктофона мигает ровно и завораживающе. Я слушаю молча, мои реплики не нужны.
— Ну то й ми сіли на ласточку та поєхали, ну а чо, я хотів же ж, ну, ми всі з пацанами хотіли... Та ну нормально, Женя, ну шо ти.
...Вот почему, думаю я, когда они что-то рассказывают, они обязательно должны показывать руками диспозицию? Большинство строит макет местности из подручных средств, смотри, сигареты — это старый терминал, зажигалка — это новый, и мы вот отсюда сюда. Мой собеседник обходится руками, но делает это настолько пластично, четко, точно и, похоже, несознательно, что в воздухе как будто бы возникает полупрозрачная карта, на которой он показывает нужные ему в данный момент точки.
— Ну, і тут я провалився на поверх вниз. А це ж, думаю, не наш поверх, і я тут з автоматом шо здрастє, ото, думаю, я попав. Ну, на щастя, хлопці почули, прибігли, витягли, ох і матюкалися...
...пачка сигарет уже пустая.
— ...і я його хапаю за ноги тягнути, а в нього нога відламується. І мене тоді щось так пробило, я сів на землю і заржав, як дурний. Сижу, ржу, зупинитися не можу. Ну по тому закидали до машини, повезли...
«Я могу, — думаю я. — Я могу это слушать. Где, черт возьми, мои сигареты».
— Ну от зайшли ми двадцять другого числа двадцять два чоловіка, а вийшли дванадцятого числа дванадцять чоловік. Така, Жень, блядська аріфметика.
«...Это в день-то сколько, — думаю я, — один в день? Нет. Неправильно. Не могу сосчитать. Не могу. Не важно».
— Я вже думав, доведеться там день народження зустрічати, але за два дня прийшла ласточка, вискочили. Я навіть відмитися успів... та напитися...
— Сколько? — тихо спрашиваю я, кажется, первый раз за два часа.
— Дев’ятнадцять.
... — Стоп, — говорю я и выключаю диктофон. — Сорри, хватит на сегодня. Давай, что ты, как ты, поступать куда собираешься?
...Мы ныряем в метро «Хрещатик» через вечернюю киевскую толпу.
— Тебе покатать? — протягивает он карточку.
— Та у меня ксива.
— А, а я от лох позорний.
— Та тебе не положено, тебя там не было, — смеюсь я. — Я на Левобережку.
— Я в інший бік. Давай, на зв’язочку.
...Я открываю ноутбук, устраиваюсь поудобнее, вставляю наушники в уши и запускаю файл на проигрывание.
«Ну то я мамці сказав: Мамо, та я вже дорослий...»
И тут я наконец начинаю плакать.