…но в сердце тебе бесконечный
Мерзостный гнев положили бессмертные ради единой
Девы! но семь их тебе, превосходнейших, мы предлагаем.
Много даров и других! Облеки милосердием душу!
Вот почему мы находим акценты такими очаровательными — южноамериканский, шотландский, русский, — потому что это что-то далекое от нас, что-то, доказывающее, что невежество и невинность торжествуют, а география лишь делает это более зримым.
В социобиологии много такого, чем я мог бы вам наскучить. Например, я мог бы рассказать о предположении, что с возрастом женщины — но не мужчины — теряют свою привлекательность лишь потому, что именно женщины с возрастом теряют способность вынашивать ребенка. Или что стабильность более старых по возрасту мужчин скорее обеспечит их потомством, чем компенсирует их подорванное здоровье. Или что коррекция красоты — это, по существу, не абстрактные эстетические решения, а скорее целенаправленные усилия затушевать природную индивидуальность. Или что только последние тридцать с небольшим лет (и только в развитых странах) естественный отбор был более благосклонен к тем женщинам, которые способны заставить мужчин заботиться об их защите и поддержке, нежели к другим. И может, вам покажется скучным тот факт, что чем чаще мужчины достигают оргазма, тем они себя лучше проявляют на вступительных экзаменах в MENSA[4]. Да, я мог бы рассказать вам о множестве скучных вещей, типа гена альтруизма, R-селекции или бритве Оккама. Но я не буду. Вместо этого я скажу вам лишь одно.
Уже давно известно, что по генетическому коду млекопитающие особи мужского пола отличаются от млекопитающих особей женского пола примерно на половину процента.
Но лишь недавно открыли, что человек отличается по генетическому коду от мыши не более чем на один процент.
Что привело к следующему предположению: когда будут вычислены геномы человека и высших приматов, у мужчин, скорее всего, окажется больше общих генов с самцами горилл, чем с женщинами.
Примерно за год до развода, в феврале, мы были в Верхнем Ист-Сайде. Была суббота, мы отправились в галерею классического греческого искусства на Мэдисон. В галерее выставлялась скульптура лошади гомеровского периода, и кое-кто решил, что мне она могла быть интересна. Да, мне она понравилась, но я сделал вид, что нет. Тогда я уже не хотел, чтобы ты знала обо всем, чем я владел, и менее всего — о двухдюймовой железной лошади, которая стоила дороже маленького дома, но спрятать которую было бы гораздо проще.
Там, где мы переходили 72-ю улицу, двое мужчин чистили машину для резки асфальта. Она представляла собой огромное металлическое колесо с тупыми титановыми зубцами и собственным механизмом передвижения. Мужчины стояли лицом к пешеходному переходу и поливали машину из шланга, из-за колеса им не было видно самого перехода. Было холодно, вода, собираясь в лужи, замерзала. Когда мы проходили мимо механизма, несколько брызг попало на твою норку. Ты обогнула машину и сказала рабочим:
— Эй, а ну-ка, взгляните, — и указала на мокрое пятно на твоем пальто. — Немного поосторожней, ладно?
Ты хотела предостеречь их, хотела объяснить им, что следующий человек может оказаться не таким понятливым, как ты.
Я попросил тебя оставить их в покое.
Почему, когда мы были детьми, мы искали в словарях неприличные слова? Неужели мы думали, что слова могут рассказать нам о том, как выглядят сущности, которые они обозначают?
«Закалка укрепляет мальчика, показывает, есть ли у него то, что требуется для преуспевания». Ты знаешь, что эта мысль весьма полезна, но ты никогда не задумываешься над тем, что конкретно требуется для преуспевания или откуда это берется. Ты никогда не задумываешься над тем фактом, что это — в конечном итоге — все, чего он действительно будет хотеть.
Тебе звонит друг. Он моложе тебя. Не намного, конечно, но все же. Он, как и ты, холост. Он рассказывает тебе о модели, с которой сейчас встречается, о восемнадцатилетней модели, с которой его познакомил один его друг. Он и сам когда-то, еще учась в колледже, был моделью. Он рассказывает тебе о ней совсем немного — насколько она забавна, как хочет «заниматься всем этим», — а ты только и приговариваешь: «Ох-хо-хо, да», потому что все это ты уже слышал, ты уже был там, где был он, потому что он рассказывает тебе о городе, который ты знаешь как свои пять пальцев. Затем он говорит, что она уехала всего на месяц, но, уезжая, заставила его дать клятву, что он перезвонит ей, когда она вернется.