Но главным образом, изменение состоит именно в том, что сейчас ты уже не так боишься. Тебе больше не надо беспокоиться о том, что подумает о тебе большинство людей, потому что теперь уже они беспокоятся о том, что ты о них подумаешь. Теперь у тебя так много денег и соответственно так много власти, что даже твои родители — и ничего они с этим поделать не могут — немного тебя боятся. Поэтому теперь большую часть времени ты можешь делать что хочешь и говорить что хочешь без боязни. Поэтому теперь большую часть времени тебе не надо прятаться. Власть не развратила тебя, она дала тебе свободу.
И ты задумываешься, то ли это, что имел в виду твой старый друг? Имел ли он в виду, что никогда не знал тебя таким, могли он иметь в виду, что никогда не знал, что ты все эти годы просто пытался держаться подальше от пожаров и мостов? Ты задумываешься, выглядит ли это для него так, будто ты изменился, потому что он никогда до сегодняшнего момента не знал, кем ты действительно был.
Ах, Набоков, старый ты хитрец, пизда ты эдакая! Хотя ты и называешь Гумберта педофилом, девочку ты выбираешь достигшую половой зрелости, не моложе. Почему, по-твоему, все должно было быть именно так? Может, потому что ты знал, что даже наивернейшие твои сторонники покинули бы тебя, будь она моложе? Может, потому что ты знал, что многие люди проникнутся романом именно из-за ее постпубертатного возраста, но будь она неполовозрела, ты бы не нашел ни одного сочувствующего? Что будь она неполовозрела, ты бы с таким же успехом мог написать книгу, призывающую читателя сострадать геноциду? Может, потому что все — да, все — мужчины, и твои знакомые тоже, будь двери закрыты, а в комнате никого, кроме них, посмотрели бы друг на друга, усмехнулись и сказали бы: «Повезло этому ублюдку Гумберту, правда?»
Может, потому что, несмотря на твою почтенную ученую наружность, у тебя есть далеко не один друг-мужчина, знающий тебя достаточно хорошо, чтобы сказать с усмешкой: «Не верится, что ты выкрутился!»?
Может, потому что ты прекрасно знал, что очень многие люди — скрывая это — верят в поговорку «если девка кровоточит, можно замуж выдавать»?
Ибо что нам остается в конце дня? Что нам действительно остается после сопротивления и борьбы, после того, как изо дня в день мы охраняем наши тылы, защищая их не только от других, но и от всего остального? Королевский пудель? Месяц имени римского императора? Средство для чистки унитаза имени трагического сына Теламона[8]? Что еще нам остается? Что еще может действительно заставить нас почувствовать себя живыми, пусть и всего на пару часов? Есть ли что-нибудь еще, кроме того, нам осталось, о чем мы можем действительно сказать — ради этого стоит жить?
Ты же (Ахиллес) — не было мужа счастливей тебя и не будет!
Не вас мы ненавидим.
Социопсихологи и теоретики поп-культуры указывают на ежегодное увеличение популярности женоненавистнических медиа-изданий (например, в последние годы взрывной успех имеют грубый или групповой секс и жесткая анальная порнография), и все чаще утверждают, что это вызвано возрастанием силы женщин, по мере которого мужчины все больше и больше чувствуют угрозу и поэтому прямо пропорционально возрастает их ненависть к женщинам.
Это неверно. Не ненависть мы испытываем к вам, а возмущение. Мы возмущаемся, потому что вы требуете, чтобы мы обращались с вами как с мужчинами, но когда мы обращаемся с вами как с мужчинами, вы, тем не менее, упрекаете нас в этом, ибо вы — женщины. Мы возмущаемся, потому что вы требуете, чтобы мы вели себя по отношению к вам также, как вели бы себя по отношению к самим себе, хотя на самом деле вы требуете, чтобы мы вели себя по отношению к вам так, как вы сами себя ведете по отношению к самим себе. Мы возмущаемся, потому что вы говорите, что можете вести бизнес так же, как ведем его мы, а затем объявляете нам, что наш способ вести дела «негодный». Мы возмущаемся, потому что вы требуете справедливости, хотя на самом деле вы требуете несправедливости, вы не хотите, чтобы жестокие мужчины подчинялись вам как слабые.
И растет в нас именно возмущение. Потому что все чаще и чаще мы слышим от вас: «Видите? Мы говорили вам, что мы равны. Мы говорили вам, что сможем преуспеть в вашем мире, если игровое поле будет уравнено».
Но на самом деле мы полагаем, что преуспели вы в нашем мире как раз потому, что мы начали относиться к вам не как к равным, потому что мы как раз таки не уравняли игровое поле.
Поскольку нынешнее пресловутое равенство полов — не то, что реально сделано, а то, что объявлено сделанным, ведь нам так проще. Как-никак, мы любим преодолевать препятствия в гольфе, поло или видеоиграх, правда? И согласны быть проигрывающей командой, пока это останавливает вашу дальнейшую экспансию, разве не так?