– Ты пришел. И ты пробрался через забор.
Он выглядит ужасно, левый бок весь в грязи, щека немного поцарапана. Он прислоняется к дверному косяку.
– Да, кстати, об этом. Квентин помог мне перебраться через забор. Не слишком успешно. Я зацепился ногой.
Его голос срывается, когда он опускает взгляд и видит, что мои штаны перепачканы кровью. Что на моих руках кровь. Он шумно сглатывает.
– Это ваша кровь?
Я отвечаю на его взгляд.
– В основном нет, – отвечаю я. – По большей части смотрителя.
Я ожидаю, что он будет потрясен. Или испугается.
Но вместо этого он довольно хмыкает и шепчет:
– Отлично.
Затем Джексон замечает, в каком состоянии Аннализа, и тут же, хромая, направляется к ней. Он хватает с плиты полотенце и перевязывает ее им вместо пропитавшейся кровью наволочки. Он просит Аннализу прижимать полотенце к ране. Повернувшись, он угрюмо смотрит на нас.
Он снова оглядывает мою одежду. Замечает следы на шее Сидни. Он стискивает зубы, и в его взгляде появляется жесткость. Он готов защитить нас.
– Ну что, пошли? – говорит он, показывая на дверь.
– Мы не можем, – отвечаю я. – Пока нет.
– Какого черта?
– Ей нужны заплатки для ран, – поясняю я, показывая на Аннализу.
Он смотрит на меня, а затем на нее.
– Что?
– Долгая история, нет времени объяснять, – говорит Сидни. – Идем.
Марчелла и Бринн помогают Аннализе, а Сидни напоминает мне забрать ключ из ящика. Я нахожу маленький серебристый ключ, по-прежнему гадая, почему Леандра оставила его для нас. Почему она не дала нам просто сбежать.
Девушки направляются дальше по коридору, а я поворачиваюсь к Джексону и замечаю, что он берет печенье с тарелки, которая так и осталась стоять рядом с чайником.
– Не надо, – неожиданно говорю я.
Он удивленно смотрит на меня, но останавливается.
– Прости, – смущенно отвечает он. – Когда я нервничаю… – Он умолкает и окидывает меня взглядом. – Погоди. Почему мне нельзя съесть хоть одну?
Я хмурюсь.
– Потому что они слишком сладкие, – бормочу я и сама задумываюсь над этими словами.
– Мена, – доносится с лестницы голос Сидни. – Поспеши.
Я быстро беру Джексона за рукав и веду его вниз по лестнице.
Он морщится при каждом шаге. Я подозреваю, что это перелом.
– Я по-прежнему чувствую себя виноватым, что не рассказал тебе о моей маме, – говорит Джексон, косясь на меня.
Мы оба знаем, что сейчас это не главная наша проблема, но я ценю его извинения, о чем ему и сообщаю.
– Прости, что не разрешила тебе похитить нас из кинотеатра, – отвечаю я.
Он смеется, но тут же шумно втягивает воздух и останавливается, чтобы перенести вес с больной ноги. Затем он обхватывает меня за плечи, и мы идем дальше, стараясь угнаться за остальными.
Сидни останавливается внизу и смотрит на нас.
– Готовы? – спрашивает она.
Все согласно кивают, и я тоже. Джексон отпускает меня, и сам проходит остаток пути вниз, подпрыгивая на одной ноге.
Сидни отступает в сторону. Я вставляю маленький ключ в замок, и он поворачивается с тихим щелчком. Мое сердце отчаянно колотится, когда Сидни толкает дверь. В комнате темно, и Марчелла щелкает выключателем. Лампы разгораются, мигая и жужжа.
Помещение большое и по большей части пустое – здесь есть разве что какие-то стеллажи. У противоположных стен стоят две каталки. В следующую секунду я понимаю, что на них лежат тела, укрытые белыми простынями. Отступив на шаг, я натыкаюсь на Джексона, который чуть не падает, не удержавшись на здоровой ноге.
– Кто это? – тихо спрашивает Бринн, дрожащим пальцем показывая на ближнюю каталку. Мы смотрим на тело, скрытое под белой тканью.
Никто не отвечает. Но, когда я смотрю на белую простыню, мне приходит в голову мысль, что на одной из каталок может лежать Валентина.
Я подхожу к первой каталке и останавливаюсь рядом с ней. Протягиваю руку и стягиваю белую ткань. Вздрогнув всем телом, я смотрю вниз, перед глазами все начинает расплываться. У меня за спиной вскрикивает Сидни.
– Мена, – произносит Джексон, подходя ближе. Его голос звучит тихо и отстраненно, словно издалека.
Я едва дышу. Удушающая тяжесть копится в груди, подбирается к горлу.
Джексон подходит к каталке, помедлив, делает еще один шаг вперед, а потом смотрит на нее. На каталке лежит бледное обнаженное тело девушки. Ее идеальная плоть открыта нашим взглядам, череп рассечен по линии волос. Там, где должен находиться мозг, виднеется лишь переплетение проводов – сотни тончайших проводков разного размера, – их торчащие кончики перемешаны с сосудами и нервами.
Осмотревшись, я замечаю, что кое-где на полках стоят стеклянные сосуды. В заполняющей их жидкости плавают розовые органы. А в одном из них – мозг, сделанный из металла.