– Что вы с нами сделали? – спрашиваю я его.
– Сделал? Я подарил вам жизнь, – величественно заявляет он и берет несколько бумажных полотенец, чтобы вытереть руки. – Жизнь, конечно, понятие относительное… – Доктор Грогер садится за свой стол и откидывается назад в кожаном кресле.
– Значит, вы создаете девушек? – спрашивает Марчелла. – Зачем? Ради денег?
– Не только, – отвечает он, словно мы на самом деле ничего не стоим. – Я нашел лучший путь. Самые лучшие девушки. Те, которыми можно гордиться. Мы можем дать нашим клиентам лучшее из двух миров. Красота и покорность. Конечно, есть определенные правила. Корпорации не разрешено создавать всё что угодно. Даже металлические изделия подчиняются определенным стандартам.
Улыбнувшись, он кивает Джексону. Джексон смотрит на меня, широко открыв глаза, словно умоляя не причислять его к тем мужчинам, о которых говорит Грогер.
– Возможно, вам покажется, что все, что мы здесь делаем, неэтично, – продолжает он. – Но на самом деле мы организуем все очень гуманно. Пожалуй, в этом есть своя ирония.
– И каковы правила? – спрашивает Сидни.
Она изменилась, это заметно даже со стороны. Она свободна от попыток убедить ее, кем ей быть. Она стала собой. Она – та, кем она сама хочет быть.
– Корпорация действует, руководствуясь тремя главными принципами, – говорит доктор Грогер. – Во-первых, можно создавать только существ женского пола. Во-вторых, все создания должны быть старше шестнадцати лет. И в-третьих, они должны быть бесплодны.
Услышав последнее правило, все девушки смотрят на Бринн, понимая, что ее это заденет сильнее всего. Она всегда говорила, что хочет детей. Мысль о том, что какое-то «правило» отнимает у нее выбор, разбивает нам сердце. Опять же… быть может, ее запрограммировали хотеть детей. Как отличить одно от другого?
– Почему бесплодны? – дрогнувшим голосом спрашивает Бринн.
И я действительно слышу в ее словах неподдельную боль. То, как она посмотрела на Марчеллу. Она хотела создать семью, но ученые намеренно лишили ее возможности иметь детей.
Доктор хмурится, словно сам вопрос вызывает у него отвращение.
– Потому что создания, не имеющие души, не должны размножаться, – отвечает он. – Иначе во что превратится окружающий мир?
– У нас есть душа, – говорю я ему.
– Вас создали мужчины в лаборатории, Филомена. Твой мозг – это микрочип, который определяет, когда ты будешь чувствовать боль, а когда – восторг. У тебя нет души. Достаточно уничтожить твой мозг – и ты обратишься в ничто.
– Честно говоря, – произносит Сидни, начиная расхаживать взад-вперед, – то же самое можно сказать и о вас, доктор. Вы тоже не сможете жить без мозга.
Он насмешливо фыркает, но не возражает.
– На самом деле, – обращается он к Бринн, – тебя запрограммировали быть прислугой – таков был запрос твоих инвесторов. Они решили, что так ты будешь более ценной. У них уже было несколько заказов на тебя.
Бринн выглядит так, будто ее вот-вот стошнит от осознания того, что она не знает, какие мысли принадлежат ей самой, а какие были запрограммированы.
Доктор Грогер поворачивается к нам.
– У каждой из вас есть своя цель, – говорит он. – Роли, для которых вы предназначены. Мы решили, что так будет проще – вас делали индивидуально под запросы каждого клиента.
– А почему не парней? – спрашиваю я. – Почему вы создавали только девушек?
– Вы молодые, прекрасные девушки. Вы движимое имущество, товар. Вы не больше чем скот. Но сильные юноши… Это стало бы опасно. Это было ясно уже с самого начала. Они превратились бы в угрозу не только из-за желания соревноваться с другими мужчинами, но и из-за риска бунта. Они стали бы слишком нестабильными.
– Вы думаете, только мальчики могут давать отпор? – спрашиваю я.
– Тогда вы серьезно нас недооцениваете, – добавляет Сидни, встав рядом со мной.
– Я это понимаю, – соглашается доктор. – Но мы позаботимся о том, чтобы удалить эти отклонения из вашей программы. Следовало бы сделать это в прошлый раз. – Он берет со стола ручку и начинает крутить ее в руках. – Понимаете ли, первые девушки вели себя очень хорошо. Послушно. До примитивности, честно говоря. – Он хмурится. – И из-за этой… нехватки живости, – он взмахивает пальцами, – инвесторам становилось скучно. Непримечательной внучкой никому не похвастаешься. Посредственную картину в музее не повесишь. Прирученную лошадь не объезжают.
У меня сжимаются внутренности, а Джексон за моей спиной громко ругается. Марчелла отходит от Бринн и встает рядом со мной и Сидни, и мы втроем смотрим на доктора Грогера.