Он легко может пробежать целый круг без остановок и без одышки. Хорошо. Значит, не в такой уж он плохой форме.
Но это может означать и то, что лес стал еще меньше. И, честно говоря, так оно, скорее всего, и есть. Хотя об этом они не договаривались. Он не все помнит, но такое ведь не забудешь? Разве шла об этом речь в разговоре с лесником?
Кажется, лесник был здесь совсем недавно. А может, и давно.
Месяцы назад. Годы.
Если каждый день бегать по одному и тому же кругу, недолго и умом тронуться. Начинаешь видеть то, чего нет. Мелькающую среди деревьев добычу. Убегающих оленей, хихикающих зайцев. Ах, зайчики…
«Поймай же меня! – тихо поют они. – Эй, разиня, я здесь, за деревьями! Нет, тут. Нет, там. Нет, здесь, ротозей!»
И он уже бежит, задыхаясь, оскальзываясь, кружит на месте, разевает пасть и хватает… пустоту.
Потому что нет здесь никаких зайцев.
Так вот, лесник. Он даже ружье с плеча не снял. Дубинка так и осталась висеть на поясе. Неужели трудно погрозить ей, хоть чуточку? «Назад, зверюга! Назад! А не то мозги вышибу!» – что-нибудь в этом роде. Хотя бы просто из вежливости.
Надо было его сожрать прямо на месте, вот что. Подождать, опустив морду, покорно уткнувшись взглядом в землю, как ручной, как холоп. Но при этом внимательно следить за всем, за каждым движением, за каждым шагом. Навострить уши. Напрячь мышцы мощных лап в ожидании подходящего момента…
А ведь был, был подходящий момент. Он помнит, когда именно: когда этот тип случайно перелистнул сразу два листочка того проклятого контракта. И вынужден был перелистнуть обратно. И на миг забыл о стоящем перед ним хищнике. Вот когда.
Прыжок, лапы ему на грудь, клыки в шею. Кусать, рвать, терзать. И вот добыча уже при смерти, лежит, истекая кровью, так и не смекнув, что произошло. А ты давай жрать да прихлюпывать. На ненавистных бумажках – кровавые отпечатки лап. И так до тех пор, пока от лесника не останется ничего, кроме остывающего мяса в разорванных камуфляжных штанах, пока земля не покроется красными ошметками плоти.
Никакого контракта. Никакого уговора. Никаких правил. Ничего.
– Вы не можете не согласиться, – сказал лесник.
Ну хоть на «вы», и на том спасибо.
– Вы будете полностью обеспечены. Единственное, что мы от вас просим, – это не пересекать утвержденную границу. Забор послужит чем-то вроде напоминания. Теоретически вы можете сквозь него пробраться, но на вашем месте я бы не стал. Особенно с передатчиком на шее.
С чем-чем? Где?
Только тогда он будто очнулся по-настоящему, только тогда заметил, что с ним что-то сделали. Надели что-то на шею. Он тряс головой, скреб лапами, пытался сорвать эту штуковину, но ничего не вышло. А когда он принялся носиться туда-сюда в надежде сбросить ошейник, у уха что-то запищало.
Чем ближе он подбегал к забору, тем громче пищало, верещало, ревело; сердце бешено колотилось, он прижал уши, но это не помогало, ничто не могло заглушить звуки, наполнившие голову. Писк прекратился, только когда он отбежал подальше, еще дальше, еще, пока, побежденный и обессиленный, со свистящей башкой не свалился у ног лесника, который все это время просто стоял и ждал. Ружье так и висело у него на плече. К дубинке он и пальцем не притронулся.
– Вот я о чем, – сказал этот гад. – Что до сигнала – мы его тоже слышим. Если он будет звучать слишком долго, можете не сомневаться: мы срочно прибудем, чтобы сопроводить вас обратно к утвержденной границе. Полагаю, к насилию прибегать не придется. Мы действительно очень рады тому, что вы поселились в нашем лесу. Островок настоящей дикой природы – нам бы очень хотелось его сохранить. Ведь мы уже столько потеряли, вы не находите?
В его карих глазах светилась искренность. Как будто волк и лесник были согласны друг с другом, желали одного и того же.
Тогда, в тот самый миг, надо было его разорвать. Ай как жаль, что он этого не сделал!
Потому что потом рвать стало нечего. То, чем его каждый день кормят, в одно и то же время, в условленном месте, давно умерло. Так давно, что никакого удовольствия. Поначалу он еще тряс «добычу», катался с ней по опавшей листве, подвывая и пуская слюну, будто пытался ее одолеть. Но потом перестал. Поест немного, а бо`льшую часть не тронет.
Не то чтобы он не чувствовал голода. Он отчаянно, беспрестанно голоден. Но есть эту падаль?
– Распишитесь здесь. Отпечаток лапы тоже подойдет, – с улыбкой сказал лесник.
И он послушно дал лапу.
Раб, вот он теперь кто. Тряпка. Декоративная зверушка.
По настоянию мамы она надела огненно-красный дождевик со светоотражающими полосками на рукавах, спине и капюшоне. «Ходячий светофор», – думает девочка, шагая по тротуару мимо многоэтажек с пакетом в одной руке и телефоном в другой. Ее видно всем, если с ней что-нибудь случится, жители домов тут же выбегут на улицу, позвонят в полицию.