— Мне не нужен оклад, — говорю торопливо. — Мне достаточно того, что я буду со своим ребенком.
— Об этом не может быть и речи. Ты будешь получать заработную плату как все мои работники.
Ну хоть не обслуга…
— Ладно. Тогда на твое усмотрение. И можешь забирать ее в счет долга.
Тимур презрительно кривит губы:
— Тебе жизни не хватит, чтобы тот долг вернуть. И я уже предупредил, что тема закрыта. Не нарывайся на конфликт, Ника, если хочешь здесь работать.
Мне хочется встряхнуть его и крикнуть:
«Тимур! Не говори со мной так! Да, я обманула тебя, но посмотри на меня, это же я, Доминика!»
Но Тимур уже разворачивается спиной и уходит. Сцепляю зубы и иду за ним.
Он приводит меня в маленькую комнату за лестницей, где хранится спортивный инвентарь. Пропускает вперед, останавливается и вглядывается мне в лицо.
— Ну как, не передумала?
Пожимаю плечами и прохожу внутрь. Узкое окно на одну раму, зато открывается. Кровать поместится, небольшой шкаф тоже, а больше мне ничего не надо. Гораздо лучше чем подвал или кладовая, которую, если честно, я ожидала.
Поворачиваюсь и говорю с улыбкой:
— Спасибо, Тимур. Здесь прекрасный вид из окна, так что меня все устраивает. Если организуешь спальное место, буду благодарна.
Окно ведет на задний двор и ворота для грузовых машин. Но дальше растут деревья и даже есть небольшая клумба, так что я почти не вру. Замечаю свернутые рулоном боксерские бинты — Тим наматывает их на руки когда боксирует. Не удерживаюсь, провожу пальцем по плотной ткани, и на миг меня пробивает от накативших воспоминаний.
Тимур тоже дергается, будто его ударило током, но быстро берет себя в руки.
— Сейчас я распоряжусь, чтобы здесь убрали и поставили кровать. Пока можешь пообедать.
— Спасибо, я не голодна.
— В этом доме такое не обсуждается. Ты кормишь мою дочь, поэтому должна питаться правильно и регулярно. Это тоже входит в твои обязанности. Обсудите с Робертом меню с учетом рекомендаций врача, который будет тебя наблюдать.
Он уже доходит до лестницы, и я все-таки его окликаю:
— Тим! — а когда поворачивается, спрашиваю тихонько: — Ты придумал ей имя?
Он качает головой и на мгновенье становится тем Тимуром, которого я знала в детстве.
— Почему? — спрашиваю еще тише.
— Потому что она — мое чудо, — отвечает он очень серьезно. — А разве у чудес бывают имена?
Захожу в кухню — Робби колдует у плиты, напевая под нос песенку. Он один, без помощников. Видимо, те сделали заготовки и испарились, мой приятель любит священнодействовать в одиночку. Тихо подкрадываюсь сзади и начинаю подпевать.
Он роняет лопатку в сковороду, оборачивается, и я вижу в глазах такую неимоверную радость, что спешу его обнять и спрятать на широкой груди свое зареванное лицо.
— Девочка Ника пришла наветить своего старого друга? — Робби отодвигает меня и внимательно осматривает с ног до головы. Я по прежнему в рубашке Тимура, Талер отправил меня на кухню, так и не выдав одежду.
— Я теперь здесь работаю, Робби, — говорю, стараясь казаться веселой, хоть голос у меня дрожит.
Но Роберт мужчина умный и проницательный. Он порывисто притягивает меня и обнимает, говоря так, чтобы слышно было только мне.
— Я так надеялся, что этот упрямый баран одумается и вернет тебя, моя маленькая Вероника. Как же наша принцесса без мамы? Идиот, бестолковый идиот. Ну ничего, главное, ты здесь, и у ребенка будет мама.
— Няня… — шепчу, глотая слезы, — он взял меня на работу…
— Упертый идиот, — повторяет Робби и гладит меня по голове как маленькую. — Ничего, перемелется, мука будет. Он мне в последнее время вулкан потухший напоминает. Но вроде как потух, а оно ж дымится над головушкой, дымится. Значит, бурлит внутри лава, и как прорвет однажды, не будешь знать, куда спрятаться!
Вот откуда он такие слова находит, что слезы сами собой высыхают? Робби поднимает меня за подбородок и начинает тихонько петь:
Прижимаюсь лбом к его лбу и подпеваю, шмыгая носом:
Мы оба смеемся, и оба сквозь слезы. Робби взъерошивает мне макушку и подмигивает:
— Ну что, для кормящих мам у нас отдельное меню! Садись, уже все готово.