Шествие божества, начавшееся в теплом, золотом, солнечном сиянии, заканчивалось при затемненном тучами свете восходящего месяца. Около каждого незастекленного окна вывешивались крохотные лампады, свет которых приветствовал проезжавшее мимо божество, а мы могли заглянуть внутрь комнат на первом этаже, где светильники, свешивавшиеся с низких балок, освещали алтари в нишах.
Украшенные тонкой резьбой балконы были забиты веселыми зрителями; они наблюдали за бурлящей толпой на улице и бросали на колесницу пригоршни риса.
Когда Мачхендранатх добрался до следующей заполненной храмами площади, где ему предстояло провести ночь, толпа поредела, а мы с Зигрид вернулись посмотреть, что стало со второй колесницей. Мы сразу поняли, что положение ее безнадежно: людям не под силу было вызволить колесницу из грязи. Донбахадур сообщил, что астрологи подверглись критике за неправильный выбор времени для начала процессии. Он добавил, что, возможно, завтра приедет грузовик и подтащит колесницу к первой. Вот и наступил день, когда божествам пришлось обратиться за помощью к современной технике.
Утром я посетила тибетский лагерь в Джавалкхеле. В нем около четырехсот беженцев. Они живут в однокомнатных глинобитных хижинах с соломенными крышами. Большинство взрослых работают в мастерских. В основном они изготовляют на экспорт ковры, куртки, свитера, сапоги — в тибетском стиле, по на современный лад. Как взрослые, так и дети выглядят здоровыми, несмотря на сравнительно малую, непривычную для них высоту над уровнем моря — 1360 метров. Приятно видеть, что семьи живут вместе, в отличие от Индии.
Однако я почувствовала, что не все здесь гладко. Я сразу поняла, что отношения между помогающими и принимающими помощь напряженные. Собственно, я заметила это еще месяц назад в Индии, где встретила сотни тибетцев, нелегально покинувших Непал из-за недовольства своим положением. Очевидно, некоторые жалобы вполне справедливы и благотворительные учреждения, действующие в Непале, не всегда смогли избежать ошибок. К сожалению, столь же очевидно, что многие тибетские руководители стали принимать помощь как должное, вопреки ясно выраженному пожеланию далай-ламы, чтобы беженцы стремились к самостоятельности. Эти руководители ведут себя как избалованные дети, часто их требования неразумны. Такую ситуацию я предвидела еще год назад. Подобные настроения не были свойственны тибетцам в Индии в то время, когда я там работала, но они могли возникнуть в результате деятельности благотворительных учреждений и тех добрых чувств и преклонения, которые бездомные беженцы вызывают у своих покровителей, включая и мою особу. Наша смесь щедрости и заискивания, которая с благими намерениями, но без трезвого расчета обрушивалась на тибетцев, неминуемо развращала этих простодушных людей. Теперь мы стоим перед неприятной необходимостью прибегнуть к суровым методам, чтобы исправить собственные ошибки.
В мастерской я встретила юношу-тибетца, с которым познакомилась еще в Индии. После обеда он достал велосипед, чтобы сопровождать меня в качестве переводчика в Бодхнатх[26] во время посещения тибетского монастыря. Бодхнатх находится в четырех милях к востоку от Катманду. По дороге мы ненадолго остановились у храма Пашупатинатх[27], который соперничает с Бенаресом как центр паломничества индуистов. В «Коротко о Непале» говорилось, что «вход во двор храма разрешен только индуистам», поэтому мы остановились у сводчатых ворот и смотрели на огромную статую золотого быка[28], который, естественно, повернулся к неиндуистам задом. Чтобы проверить реакцию Пасанга, я невинно спросила, разрешается ли христианам входить в буддийские храмы. Страшно удивленный, он ответил:
— Конечно! Любой может войти в наши храмы!
Затем Пасанг спросил человека, сторожившего обувь молящихся, можно ли буддистам входить в этот храм. Вопреки путеводителю, но в духе либеральных традиций Непала последовал ответ:
— Можно, но только тибетским буддистам, а не китайским!
26
27
28