Мы следовали за «бамбуковой командой» час. Их выносливость, когда они тащили груз в гору, была еще более поразительной, хотя и менее впечатляющей, чем гонка под гору. Не перестаешь удивляться, откуда эти полуголодные люди находят в себе столько сил, какие не снились даже самым сытым европейцам.
Что за день! Если мы и не приходим к конкретной цели, то наверняка сбиваемся с проторенной дороги — и, похоже, с любой другой тоже! Мингмар уже перестал делать вид, что ориентируется на местности. Он считает, что вообще наше путешествие — «дурной поход», однако мне это сумасбродное скитание нравится: я постоянно ощущаю полное блаженство.
Мы вышли в шесть часов утра и в течение двух часов шагали по главной дороге назад, в сторону Трисули. Затем повернули на восток и, дважды потеряв едва заметную тропинку, оказались наконец в тамангской деревушке, где и остановились подкрепиться. Утренний подъем был тяжелым, и я почувствовала слабость.
В деревне, в ней домов пятьдесят, жителей почти нет: все ушли на уборку проса. После завтрака Мингмар пытался выяснить, куда нам двигаться дальше, но единственным источником информации оказался глухой столетний старик. Он непременно хотел направить нас обратно в Трисули. Оставалась лишь слабая надежда на собственное чутье.
К трем часам дня мы спустились к реке и остановились у так называемого моста, состоящего из ствола дерева шириной в ступню. Такой «мост» под силу, пожалуй, преодолеть только канатоходцу. Правда, длина «моста» всего двадцать футов, но ведь он страшно неустойчив — закреплен кучкой камней с обоих концов. Взглянув на «мост», я струсила. Внизу неистово бушевала река, зажатая в каменистом русле, и даже мой испытанный способ перебираться по бревну верхом казался ненадежным. Когда я увидела, как Мингмар легко перебежал «мост», мне сделалось дурно. Он вернулся за моим рюкзаком. Я отдала ему также рубашку, шорты и ботинки и решительно заявила, что пойду вверх по течению искать место, где можно переправиться вброд или вплавь. Мингмар пришел в ужас от моего решения. Он побледнел и закричал:
— Ты утонешь!
— Возможно, — согласилась я. — Однако лучше утонуть, чем свалиться с этой дурацкой оглобли, которую у вас почему-то называют мостом.
Разыскать брод оказалось легче, чем я предполагала. В четверти мили вверх по течению (там река ярдов в сто шириной и футов в десять глубиной) была построена небольшая запруда. Течение здесь довольно сильное, и я подумала, если плыть наискосок выше запруды, то можно перебраться на тот берег. К счастью, в воде я себя чувствую увереннее, чем над пропастью. Бедняга Мингмар, в волнении следовавший за мной по другому берегу, замер от напряжения, когда я нырнула в прозрачную ледяную пучину. По скорости течения я поняла, что никакой опасности мне не грозит, однако не осмелилась расслабиться, чтобы сообщить об этом Мингмару. Поэтому до тех пор, пока я не выбралась на камни рядом с ним, он был убежден, что я непременно утону.
Освежившись таким образом, я почувствовала себя в отличной форме для следующего броска — долгого-долгого подъема по самому крутому возделанному склону, какой только нам попадался до сих пор. Тропинки не было, и мы кое-как карабкались по засеянным просом террасам.
Сегодня мы ночуем в тамангской деревне на высоте семи тысяч пятисот футов, где дома из светло-коричневой глины с камнем под шиферными крышами, как в индуистских деревнях вокруг Покхары. В данный момент жители едва не сталкивают друг друга в пропасть, сгорая от нетерпения посмотреть на меня. Мингмар вызывает у них не меньшее любопытство. Деревня стоит вдалеке от главных дорог, и мало кто из жителей видел европейскую женщину или проводника-шерпа во всем великолепии его обмундирования.
В доме очень тесно, поэтому я отправилась спать в хлев и вот сейчас греюсь о теплый бок буйвола.
Покинув Серанг Тхоли на рассвете, мы начали подъем к вершине холма высотой в девять тысяч футов. Обычно солнце вставало навстречу нам из-за юр. Сегодня наоборот — мы поднимались по горе к солнцу. Как чудесно ступить из холодного мрака раннего утра в тепло и увидеть, как первый мягкий свет ложится на горы!