Дрыщ ставит меня на четвереньках и фотографирует вид сзади.
— Отличная панорама! — гогочет ублюдок.
Это так унизительно! Я почти вою в голос от ненависти и стыда!
Я поворачиваю голову влево и вижу, как те двое мужчин, которые привели меня сюда, приспустили штаны, вытащили члены из трусов и, без угрызения совести, дрочат, глядя на мой позор.
А меня до сих пор всю шатает, как катер в открытом штормовом море. Я плаваю в какой-то странной эйфории, напоминающей сироп. Наверно поэтому во всём угождаю тварям.
Фотограф заканчивает работу. Он приказывает мне сесть на кресло развести широко ноги и трогать свою грудь.
— Мни её! Да! Да, маленькая шлюшка! — кричит этот урод с длинным носом и сальными волосами и тоже снимает штаны, присоединяясь к дрочке.
Я зажимаюсь, но мне тут же дают действенного пинка.
— Делай как говорят, русская сучка! Ласкай себя! И куночку тоже потереби! Иначе мы втроём вытрахаем всё дерьмо из твоей подружки на твоих глазах! И ты будешь виновата в ее травмах! Как думаешь? Её дырка выдержит три ствола одновременно? Она же не целка, в отличие от тебя! — ржёт врач, задыхаясь от эмоций.
Не врач он. А мой палач.
Я быстро начинаю делать так, как они говорят, хоть по моим щекам хлещут реки слез, а тело не слушается. Одной рукой я ныряю между ног, хватаю себя пальцами за клитор, а второй мну большую и сочную грудь. Натуральную. У меня большой размер. Четвертый. Бог наградил меня этим проклятьем! Наверно поэтому меня и похитили.
У меня сухо в промежности. Мне самой очень противно. Но как бы я не натирала, как бы не старалась разогреть увядшую плоть — так сухой и осталась.
Уроды кончают прямо на пол с хриплыми стонами. Меня никто не трогает. Слава богу. Они уводят меня обратно в ту чёртову комнату, без окон, пропахшую сыростью, и швыряют на кровать. Кретин в медицинской маске наклоняется ко мне очень близко, осаждая грозным голосом.
— Сейчас ты будешь спать. А как проснешься, тебя выставят на сцену, на торги.
— Где я? — вымаливаю хоть какой-то ответ с дрожью на губах.
— Ты теперь рабыня. Тебя продают в рабство. Завтра тебя купит твой Хозяин. Возможно, ты отправишься в другую страну, смотря откуда родом будет твой покупатель. Ты будешь его постельной игрушкой и будешь ему служить, — рыгочет сукин сын, сверкая чёрными, как ад, глазами.
— Нет, пожалуйста. Нет! — я начинаю отчаянно биться и умолять о милости грязного ублюдка. — Отпустите меня. Я прошу. Я дам вам всё, что у меня есть! Всё!
— Цыц! Поверь, на торгах за целку дают столько, что ты сама охереешь, если узнаешь. На эти деньги можно купить хоть целый остров. Помни, о чем я тебе говорил! Если не будешь слушаться, тебя посадят на иглу. Или изобьют до гематом на жопе. Будет больно! Адски!
Я киваю. У меня нет выбора. От слова совсем. Мне остается лишь молиться. И надеется, что я достанусь хорошему и красивому мужчине.
Врач хватает меня за руку. Вытягивает её вдоль кровати. Бьет пальцами по венам. Я дергаюсь, когда вижу в руке мучителя шприц. Острая игра пронизывает венку на сгибе локтевого сустава, мне становится немного больно. Жидкость из шприца медленно вливается в и без того слабое тело. По ощущениям в меня как будто впрыскивают едкую кислоту.
— Красивая, аппетитная девочка с узенькой куночкой. Нам с тобой охуенно повезло, — шершавые руки ублюдка гладят моё лицо. Скользят ниже, к шее, к груди.
Острая боль пронизывает сосок. Пидар! Он хватает меня за грудь и больно её сдавливает, выкручивая сосок по спирали, а сам ржёт как конченый дегенерат, наслаждаясь чужой болью.
— Перестань, идиот! Не испорть товар! — яро бранится напарник, оттаскивая выродка подальше от кровати.
— Сорри, не удержался.
Грудь пульсирует, но боль постепенно уходит. Веки тяжелеют, а глаза закатываются. Я опускаю ресницы, проваливаясь в бесчувственную темноту. Сейчас мне хочется лишь одного… если не спасения, то быстрой и легкой смерти.
ГЛАВА 3
Анна
— Триста тысяч!
— Пятьсот!
— Напоминаю, что лот весьма ценный и редкий! Девчонка девственница! Кто даст больше?
— Девятьсот!
Яркая вспышка бьет в глаза. Я плыву как в тумане, пошатываясь на волнах. Жутко неустойчивые каблуки трут пятки. Голова кружится. В висках давит. Я слышу голоса. Целый ансамбль разных звуков. В помещении холодно и жутко воняет табачным дымом.