Нет. Не так. Влюбился, наверно. Мои чувства выплеснулись за грань. Я никогда, ни к кому за все свои тридцать насыщенных лет не испытывал того, что испытал к Анне.
Почему?
Потому что она не такая, как другие шалавы. Она живая. Её эмоции живые, настоящие. И ей не нужны мои бабки. Ей нужна лишь свобода и возможность вернуться домой, чтобы увидеть своих родных. Теперь я понял ту заветную тайну, которая отображалась в её больших грустных глазах, цвета дикого океана.
Я полный придурок! Я думал, она из эскорт агентства, где продают дырки для красивой жизни и легких денег. Я ненавижу таких шмар. Которые торгуют пёздами, ради бабла. Поэтому я веду себя с ними грубо. Не жалею. Срываюсь на них, выплёскивая эмоции после тяжёлых рабочих будней миллионера. Они знали на что шли. Готовы были терпеть любые извращённые и болезненные пытки, ради того, чтобы купить себе очередную, сотую по счёту тряпку, или налепить накладки на ногти.
А Анна? Она против воли пришла ко мне. Точнее, её приволокли силой и, голую, наручниками приковали к кровати. Я незаслуженно поступил с ней. Я думал, мы с ней играем. Но всякий раз, когда я шлёпал её по попе или жёстко долбил членом, меня в груди терзали мучительные сомнения. Я уже тогда понял, что что-то не так с девчонкой, но продинамил важный звоночек, посчитав его бредовой побочкой разгулявшегося воображения.
Я сам всего добился в жизни. У нас с отцом разные компании. Но свою я построил с нуля. Да, отец помог. Но его помощь — капля. Остальное сделал я сам. Сам добился высот и небывалого успеха.
— Гони! На максимум! — горланю приказ водителю. Удары сердца в груди становятся чаще и быстрей. Я ужасно сильно нервничаю. Почему-то мне стыдно в глаза Ане посмотреть. И стыдно вину признать. Понятно, что моей вины здесь нет. Это отец намудрил. К нему все претензии.
Хотя, как же? Нет! Есть. Дохрена я виноват. Это ведь я её пытал и совращал против воли. Унижал, когда на поводке по торговому центру водил. Трахал и порол до такой степени, что она в обморок падала.
Бля! Я впервые в жизни чувствую себя полнейшим уёбищем. И слабаком. Потому что не могу ей в глаза посмотреть и прощения выдавить. На колени надо упасть.
Я анализирую свои чувства и эмоции, и вот не могу понять, откуда они вылезли? Почему именно на Анну такая реакция? Если бы на её месте другая была бы девчонка, я бы тырнул её прочь и не парился бы. И похуй, что там у неё за проблемы были. Но я бы не стал унижаться. А сейчас, я сам от себя в шоке. Что за трындец творится в моей гребаной душонке? Неужели я могу мыслить и чувствовать иначе? Не как тиран и зажравшийся баловень судьбы. А как обычный, отзывчивый, сопереживающий чужой беде человек. Сопереживающий простой девушке из простой семьи. Я ведь таких клуш когда-то за людей даже не считал. Блохами называл. Рабами, которые пахали на благо процветающей империи Кингов.
Когда-то… Когда-то это было.
Но люди меняются.
Один крутой миг круто перевернул во мне не только закостенелое сознание человека, привыкшего чувствовать себя всемогущим Богом и плевать на остальных, низшего класса созданий, а и мой дьявольский характер.
Я был монстром. Но лишь благодаря Анне, я стал нежным мужчиной.
“Mercedes” влетает во дворик моего дома через большие металлические ворота. Я хлопаю дверью автомобиля и бегу к крыльцу дома.
Надо было наверно цветы купить. Вот болван я! Хотя, наверно было бы глупо с моей стороны, взять и вот так вот просто всучить бедняжке веник с дебильной лыбой на лице.
Нет. Она сочтёт это за издевательство. Да и пох! Чуть позже куплю. Куплю ей всё, что она только пожелает. А сейчас нас ожидает трудный разговор.
Я бегу по лестнице, на второй этаж, как вдруг по ушам бьют странные крики.
Аня! Это её голос. Это она кричит! Как будто её бьют, насмерть что ли забивают? Что за херь? Что происходит в её комнате?
Я вышибаю дверь комнаты яростным ударом ноги. И, мать твою, вижу шокирующую картину.
— Дерек, сука! Ты что творишь?!
Я вижу, как брат душит бьющуюся в истерике девушку и одновременно расстегивает брюки, вытаскивая член из трусов.
Сжимая кулак, я падаю в мощнейший эффект, не контролируя собственные действия.
Бах!
Мой кулак врезается в раскрасневшуюся и перекошенную рожу брата, и я окончательно теряю себя, когда вижу, как этот ублюдок, как резиновый мяч, отлетает от моего кулака башкой в стену.
ГЛАВА 17