- Если это то, во что тебе нужно верить...
- Да.
- Ты, наверное, удивишься, насколько тебе понравится.
- Я никогда не делала этого раньше. - Она нервничала, как девственница. Нет, гораздо больше. Она совсем не нервничала в ту ночь, когда отдала девственность Сорену. Это же казалось гораздо пугающей чертой. И все же...
- Ты делала это. Я наблюдал за тобой с другими сабмиссивами, и они делали все, что ты им говорила. Ты каждый день пугаешь их до чертиков.
- Мне бы не пришлось, не будь они такими плаксивыми.
- Видишь? - Он обхватил ее лицо обеими ладонями. - Вот оно. Чистое доминирование. Оно в тебе. Я увидел его в тебе в вечер нашего знакомства. Ты не боишься принимать решения. Ты не боишься отдавать приказы. Ты не боишься, что тебя возненавидят.
- Как и Сорен.
- Oui. И нет никого более сильного доминанта, чем он. Но, может быть, ты...
- Может быть, я, что?
- Может, ты могла бы стать достойным соперником?
Элеонор сделала долгий дрожащий вдох.
- Ну, в любом случае стоит попробовать, - ответила она
Кингсли рассмеялся низким чувственным смехом, от которого у нее подогнулись пальчики на ногах и задрожала кожа. Она действительно хотела его. Она испытывала к нему желание, острое, как боль. Прошло уже больше двух недель с тех пор, как она занималась сексом. Еще одну ночь без него она не протянет. Без него.
- Другие ограничения? - спросила она.
Он покачал головой.
- Сделай мне больно, - сказал он. - Ты знаешь, где все находится в комнате. Все что он делает с тобой, можешь делать со мной.
- Если Сорен узнает, что я доминировала над тобой... - сказала Элеонор. - Без него? Без его разрешения?
- Его незнание не вредит нам. - Он прижал палец к губам.
Она была бы менее напугана, если бы согласилась убить кого-нибудь ради Кингсли. И все же, она тоже прижала палец к губам.
И вот теперь они были одни в спальне Кингсли. И она собирается причинить ему боль. И она никогда в жизни не делала ничего подобного. С чего начать?
Она сделала шаг назад и оглядела Кингсли с головы до ног. Он определенно в чем-то нуждался. Не ошейник, а что-то такое, что станет границей между ними.
- Как ты относишься к повязкам? - спросила она.
- Не возражаю, но я предпочел бы видеть тебя.
- Ты все время меня видишь, - напомнила она ему.
Он бросил на нее долгий взгляд, горячий и многозначительный.
- Но не так, как сейчас.
Она вдохнула.
- Нет. - Тут она не могла с ним спорить. - Не так.
Встав перед ним, она начала расстегивать его жилет. Она и раньше раздевала его по его приказу, но никогда по собственной воле. Он стоял, неподвижно и покорно, позволяя ей стянуть жилет по рукам. Она подумала, не сложить ли его, или повесить. В конце концов, это был один из самых сексуальных костюмов Кингсли в стиле эпохи Регентства. И, вероятно, один из самых дорогих. Вместо этого она остановилась, посмотрела на него и бросила на пол.
- Ты на него похожа больше, чем можешь себе представить, - сказал Кингсли.
На что Элеонор ответила: - Не разговаривай, пока не разрешу.
Кингсли склонил голову в извиняющемся жесте. Она почувствовала, как что-то новое разливается по ее венам, что-то сладкое, острое и совершенно пьянящее.
Власть.
Кингсли не шевелился, пока она расстегивала его рубашку и вытаскивала ее из брюк. У него было восхитительное тело, сплошные мускулы и старые шрамы, она не удержалась и поцеловала обнаженное плечо, пока стягивала рубашку с его рук. Первый поцелуй в обнаженное плечо, затем обнаженный бицепс, далее обнаженное предплечье и обнаженное запястье.
Обнаженное запястье.
Она оставила его стоять, а сама опустилась на четвереньки у кровати. Она вытащила чемодан и открыла его. Внутри было оборудование для бондажа - веревки, регулируемые распорки, манжеты и ошейники.
И наручи.
Она достала два черных кожаных наруча и положила их на кровать. Она видела мужчин сабмиссивов в «Восьмом круге» в различных кожаных изделиях. Манжеты на бицепсах, нагрудные портупеи, но ее любимыми были наручи. Они выглядели такими средневековыми, словно какой-то рыцарь мог носить их под доспехами. А после битвы он раздевался до грязи, пота, и кожаных наручей на предплечьях.
Элеонора подняла руку Кингсли и прижала ее к своей груди. Она обернула наруч вокруг его предплечья и зашнуровала. Ее руки дрожали, когда она делала это, и она знала, что Кингсли видел это. Но на этот раз он не стал ее дразнить.
- Тебе нравится кожа? - спросил он. Его голос был мягким, и нежность его тона заставила ее еще больше нервничать.
- Да, нравится. Особенно на мужчинах.
- Почему ты никогда не говорила мне?
Она взглянула на него.
- Ты никогда не спрашивал.
Кингсли прищурился на нее.
- Мне следовало спросить. Какие еще секреты ты здесь хранишь?
Он коснулся ее виска и провел пальцами вниз, пока они не остановились на ее груди под рубашкой и над сердцем.
- Множество секретов, - прошептала она.
- Расскажи мне все свои секреты. Расскажи мне все, что хочешь.
- Тебя, - ответила она. - Вот так.
- Как?
- Подчиняясь мне.
- Ты фантазировала об этом? - спросил он. - О том, что я подчиняюсь тебе?
Наконец она зашнуровала наруч на его левой руке. Шнуровка на правой руке прошла гораздо ровнее. Она сможет. Она справится.
Ей было страшно отвечать на эти вопросы. Проблема была не в вопросе, а в коробке, и, если они откроют крышку этой коробки, одному Богу известно, что из нее выйдет.
- Элли, пожалуйста, расскажи, - сказал он так тихо, что она едва расслышала его даже в напряженной тишине комнаты.
- Да.
И с этим да, она затянула шнурки на наручах и завязала аккуратный бантик.
Когда она покончила с наручами, она оглядела его с головы до ног.
- Почти идеально, - сказала она, оценивая свою работу. Она расстегнула его брюки, стянула их вниз и сказала вышагнуть из них.
- Идеально, - сказала она с улыбкой. - Абсолютно идеально.
Элеонора была только получающей стороной во время порки. Она понятия не имела, как замахиваться флоггером, владеть кнутом. И сегодня она определенно не собиралась учиться этому. Но были и другие способы причинить кому-то боль, способы, которые она знала.
- Ложись на спину, - приказала она, и Кингсли сделал, как ему было сказано.
Дико. В течение многих лет она делала все, что ей говорили Кингсли и Сорен.
Иди сюда. Сделай это. Раздвинь ноги. Отсоси мне.
Стой здесь и принимай, принимай, принимай...
Пришло время отдать все, что у нее есть.
Кингсли лежал голый на кровати, голый, если не считать замысловатых кожаных наручей, зашнурованных от запястья до середины предплечья.
Элеонор смотрела на Кингсли. Он не поднимал глаз. Она щелкнула пальцами перед его лицом, один из наименее милых способов Сорена привлечь ее внимание. Сработало. Кингсли посмотрел на нее.
- Ты уверен? - спросил она. - Абсолютно на сто процентов уверен в этом?
- Элли, послушай меня. - Он встретился с ней взглядом и посмотрел глубоко и жестко. - Да.
Она кивнула и сделала еще один глубокий вдох. Что сделать... что сделать. Она причиняла себе боль еще будучи подростком. Она ведь знала, как дарить боль, верно? Она была первой, кто причинил боль собственному телу.
И тут ей в голову пришла идея.
Она открыла ящик прикроватной тумбочки и достала из кожаного чехла скальпель. Затем взяла зажженную свечу.
- Игры с кровью или с воском? - спросил он. Обе казались ему под силу.
- Ни то, ни другое, - ответила она.
Она забралась на кровать и оседлала бедра Кингсли. Она прижалась к его эрекции, но не позволила ему войти в себя. Его член пульсировал возле ее влажных складочек. Да, она хотела, чтобы он вошел в нее, но еще больше она хотела заставить его ждать.
- Я делала это с собой, когда была ребенком. Только использовала плойку. А моя плойка в другой комнате, так что придется немного импровизировать.