- Мам? Ты меня до смерти напугала.
Мама захлопнула за собой дверь. Это было нехорошо. Мать-настоятельница не одобряла частных разговоров в монастыре. Что бы ни сказала мать, Элли знала, что ей это не понравится.
- Я спрошу еще раз, - сказала ее мать, стоя перед Элли. - Что ты по-твоему делаешь?
- Стираю.
- Не ерничай.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я занимаюсь стиркой. Как и в любой другой день.
- Ты прекрасно знаешь, о чем я.
- Нет, клянусь...
- Тогда ответь мне. Ты хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда? Хочешь?
- Конечно, нет, - запинаясь ответила Элли, напуганная и сбитая с толку.
- Это аббатство. Здесь свои правила. Обеты. И пока ты здесь, ты должна уважать это.
Вот дерьмо. Кайри.
- Мам, я не хотела...
- О нет, ты никогда не хотела делать то, что сделала. Готова поклясться, что ты не хотела спать со своим собственным священником. И не хотела заниматься сексом с ним шесть лет.
- Мы опять начинаем эту ссору? Мне было двадцать, когда я потеряла с ним девственность. Сколько было тебе, когда ты занималась сексом в первый раз?
- Я раскаялась. А ты, очевидно, нет.
- Мама, я сексуально активна. Знаю, ты не хочешь признавать, что у твоей дочери есть сексуальные мысли и чувства, но они есть.
- Конечно, есть. У нас у всех есть. Но мы же не пишем о них направо и налево, не так ли?
- Что?
- Ты думала, я тебя не поймаю?
- За чем именно ты меня застукала? - спросила Элли, сбитая с толку больше, чем когда-либо.
Мать сунула руку в карман одеяния и достала пачку согнутых и сложенных листов.
- Ты оставила это здесь, в прачечной, на днях. И чертовски хорошо, что именно я нашла это. Мать-настоятельница вышвырнула бы тебя отсюда за пять секунд, если бы кто-то принес ей эту грязь.
Теперь Элли поняла. Ее рассказ. Ее история о Дафне и Аполлоне.
Она рассмеялась.
- Думаешь, это смешно? - требовательно спросила мать.
- Ты нашла мою книгу, - ответила Элли. - Вот почему ты злишься.
- О чем, по-твоему, я говорю?
- Ни о чем, - поспешно ответила она. - Я не знала, что ты нашла ее.
- Я нашла ее и прочитала. В монастыре порнография запрещена. Ты совсем с ума сошла?
- Мама, это не порнография. Это любовный роман. Их продают в продуктовых магазинах. Последний раз, когда была в магазине, я не нашла порно. А я искала.
- Это и есть, по-твоему, романтика? Неудивительно, что ты влюбилась в этого человека.
- Да, неудивительно. - Элли постаралась придать своему лицу выражение искреннего раскаяния. Или, по крайней мере, изобразить достойную подделку. - Мне очень жаль. Честно. Здесь нет ничего интересного для чтения. Одна теология и политика, и мне стало скучно. А это роман, основанный на мифологии.
- В нем есть откровенный секс.
- Люди иногда занимаются сексом. Как я слышала. Время от времени. Когда они не в монастыре.
- Тебе не обязательно об этом писать.
- Не обязательно. Но я хочу.
- Ты хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда?
- Ну, нет.
- Тогда на твоем месте, я бы сожгла эту ересь. Сегодня же. Избавься от него, пока никто другой не нашел и не прочитал. И перестань тратить свой талант на этот мусор. Используй его, чтобы написать что-то хорошее. Когда Бог дает тебе дар, ты используешь его для того, чтобы прославить Его, а не для того, чтобы прославить грех. Или, что еще хуже, прославить себя.
- Некоторые люди не считают секс грехом, мама.
- А некоторые люди думают, что земля плоская, и что нет ничего плохого в том, чтобы позволять своему священнику бить и насиловать тебя. Эти люди ошибаются. - Мать бросила страницы на стойку. Она указала на них пальцем. - А теперь избавься от них, пока это не нашел кто-нибудь другой. Если снова найду их, я сама вышвырну тебя отсюда.
Элли сглотнула.
- Хорошо, - ответила она. - Прости.
- Хорошо. Спасибо.
Мать в последний раз с отвращением покачала головой, и подошла к двери прачечной. Элли чуть не расплакалась от облегчения. Она была так уверена, что ее мать знала о ней и Кайри... но это. Грязная история? Это был пустяк.
Но...
- Мам?
Мать остановилась у двери и обернулась.
- Что, Элеонор? - спросила она резким тоном.
- Ты правда считаешь меня талантливой? - Голос Элли прозвучал тихо даже для нее.
Сначала мама не ответила. Она смотрела на Элли, которая поежилась под ее пристальным взглядом.
- Я прочла каждую страницу, - наконец ответила мама.
- Правда?
- Мне не нужно было читать каждую страницу, чтобы понять, что именно я читаю. Признаюсь, я продолжала читать даже после того, как сказала себе остановиться.
- Кажется, это хороший знак, - улыбнулась Элли. Ей было ненавистно то, как сильно она хотела и нуждалась в похвале матери. - Мне было весело писать ее. Думаю... может быть... думаю, она довольно хороша.
Мать снова замолчала. Ее губы были плотно сжаты, а глаза ничего не выражали. Элли пыталась смотреть на маму как на маму, а не как на монахиню, которой та стала. Если она снимет облачение, наденет старый белый халат и снова отрастит длинные черные волосы, немного накрасится... она снова станет мамой.
- Ты помнишь день в школе? Кажется, тебе было около шести. Первый класс. Они выводили детей по одному из класса и тестировали их в коридоре? - спросила ее мать.
- Думаю, да. Да, - ответила Элли, кивая. - Там были карточки и разноцветные блоки, а мы должны были сложить их.
- Ты ведь знаешь, для чего это было?
- Нет.
- Они проводили тесты на IQ для всех первоклассников.
- Так вот что это было. Все, что угодно, лишь бы выйти из класса на несколько минут. Они давали нам печенье и апельсиновый сок.
- Я никогда не говорила тебе об этом, но через неделю мне позвонили из школы и сказали, что ты набрала больше баллов, чем остальные в классе. Твой IQ был...
- Сто шестьдесят семь, - ответила Элли.
- Гений.
- Сейчас я бы не сдала с таким же результатом, - ответила Элли, пожимая плечами. - Дети обычно лучше сдают.
- Они сказали тебе твой балл?
- Он сказал, - ответила Элли. Она имела в виду Сорена.
Тело матери напряглось.
- Он сказал? Почему?
- Он был куратором моего испытательного срока, помнишь? И мне нужно было поддерживать свои оценки на должном уровне. Однажды я мучилась с алгеброй. Я плакала, потому что не могла понять. Он застукал меня плачущей над учебником. Он приготовил мне горячего шоколада, сел рядом со мной на скамейку напротив двери своего кабинета. И он сказал мне, что видел мои школьные записи, и что мой IQ был чем-то необычным. Я ответила, что не чувствовала себя очень умной. Он сказал, что IQ - это не показатель того, что ты знаешь, а того, как быстро работает твой мозг. Если бы мозг был атлетом, значит математика не мой вид спорта. Но когда-нибудь я найду свое место, и тогда ничто не помешает мне делать со своей жизнью все, что я захочу. Затем он помог мне с домашним заданием, пока я не разобралась с ним наполовину.
Долгое время мать только смотрела на нее. Элли подобрала страницы со стойки.
- Может, это мой вид спорта, мое место, - ответила Элли, прижимая страницы к груди.
- Я должна была сказать тебе, какая ты умная, - сказала мама. - Мне не следовало позволять ему говорить тебе об этом.
- Так почему же ты этого не сделала?
- Не знаю. Ты была такой самоуверенной, такой высокомерной, когда росла... Предположила, ты уже знаешь, что ты самая умная девушка в округе. Ты вела себя так, будто знаешь все.
Элли слегка рассмеялась.
- Я была высокомерной маленькой засранкой.
- Была?
- Ладно, есть. Все еще есть.
- Знаешь, мне иногда приходилось посылать тебя в твою комнату, вместо ссоры с тобой, потому что боялась, что ты сможешь найти выход из любой ситуации. Несомненно, ты иногда обводила меня вокруг пальца своей логикой.
- До сих пор не понимаю, какой смысл застилать постель, если я планирую спать ночью и снова взъерошу ее.