— Ну, ты же знаешь, — сказал он. — Я был немного занят. Написание статей занимает у меня много времени. Все эти дни я работал допоздна, а после приходил домой и садился за свои рассказы.
— Меня удивляет, как у тебя хватает сил писать после тяжелого трудового дня. Иногда у меня от усталости даже не хватает сил сделать записи в воем дневнике.
— Так происходит, пока ты учишься. Когда я пару лет назад закончил учебы, я точно зал, чем хочу заниматься в жизни, именно поэтому у меня есть силы для этого.
— Все равно это впечатляюще, — улыбнулась я ему. — Так ты все-таки больше писал на свои политические темы или же больше уделял время рассказам?
— И то и другое. Мне кажется, сейчас я поймал вдохновение, и работа пошла намного быстрее, — я засмеялась его банальному ответу. — Я понимаю, я говорю как настоящий придурок, но думаю, ты меня поняла.
— Ты не придурок, я рада, что у тебя стало все получаться. Я вот все больше убеждаюсь, что хотела бы пока посветить себя журналистики, а написание романов оставить на потом.
— Ты всегда можешь начать с написания коротких рассказов, — предложил он.
— Знаешь, может так и сделаю. Но, конечно же, только под твоим четким руководством.
— А знаешь, с моим опытом и твоими способностями, у нас бы получился неплохой бестселлер. Тогда тебе не пришлось бы вообще искать работу.
— Слава богу, а то мне так и не ответили по поводу стажировки.
— Так может тебе забить на работу, — сказал он, когда мы вошли в темный бар. На секунду мне захотелось оказаться в нормальном дорогом ресторане.
— Что? Социалист из рабочего класса уговаривает меня не работать, а вместо этого заниматься мнимой поддержкой стран третьего мира? — с ужасом спросила я.
Джек засмеялся.
— А почему бы и нет, будешь сидеть дома, смотреть любимые шоу по телевизору.
— Милый, ты это серьезно? — спросила я с фальшивым акцентом.
— Что вы желаете? — спросил бармен, спасая меня от большего унижения. Мы оба заказали пинту сидра, потому что рубашка с короткими рукавами ознаменовала теплый солнечный денек. Первый по-настоящему хороший весенний день.
Мы сели за столик с диваном, и Джек обнял меня за плечи.
— Ты сегодня очень красивая, — просто сказал он. Я удивленно подняла глаза, но мне были приятны его слова. На мне было тоже платье в цветок, что и в вечер, когда я обратила Пола в гея. Для девушки, которая нечасто наряжается, мое появление в платье не осталось незамеченным.
— Спасибо, — улыбнулась я. — мне еще никто такого не говорил, — добавила я, но тут же пожалела о своих словах. Сейчас я выглядела жалкой.
— Серьезно? Никто никогда не говорил, какая ты красивая? — спросил он. — Я конечно тоже бываю придурком, ты явно встречалась с настоящими мудилами.
Я покраснела.
— Да, должно быть. — Или я могла бы сказать ему правду, что он первый парень, с которым я хожу на настоящие свидания. — Ты не придурок, — ответила я, — или ты от меня ничего не скрываешь?
— Нет, я такой, какой есть. А раз ты не считаешь меня придурком, то мы с тобой движемся в правильном направлении. Я знаю, иногда я без умолку могу болтать о политике и других скучных вещах, но я тебя уверяю — это мой единственный недостаток. — Он улыбнулся, и мне захотелось его поцеловать.
Я наклонилась вперед и нежно коснулась его губ, чувствуя по-настоящему девчачью радость. Я почти ощутила себя девушкой, способной красить губы в ярко-красный цвет. Он нежно отвечал на поцелуй, а когда мы отстранились друг от друга, то внимательно посмотрел мне в глаза.
— Это было замечательно, — улыбаясь, сказал он, и я понадеялась, он не стал сравнивать этот поцелуй с моими предыдущими неудачными попытками.
Я тут же побледнела.
— Хмм, спасибо, — ответила я, глядя в пол.
— Все, я больше не заставлю тебя смущаться, — поддразнивал он, от чего мне стало еще не комфортнее. — А как прошла твоя неделя?
— Я… — я слегка призадумалась, решая, как же ему ответить. Я не могла рассказать о вчерашнем порно фестивале, или ссоре с Ларой, поэтому я немного разволновалась и выпалила. — Мне кажется, я превратила одного парня в гея.
Он взглянул на меня и расхохотался.
— О чем ты, черт возьми, говоришь? Пожалуйста, надеюсь, ты не имела в виду меня… я знал, мне не следовало надевать эту рубашку.