Я быстро ногой отбрасываю нож и мачете подальше, чтобы они не смогли до них дотянуться. Лучше принять меры безопасности, чем потом сожалеть об этом. Я выглядываю в окно, там стоит «Рендж Ровер». Я направляюсь к нему, ключи все еще в зажигании, они надеялись быстро смыться. Я завожу двигатель, потом возвращаюсь в дом.
— Ну же, ублюдки, — ворчу я, таща одного за другим к машине.
От ужасной боли, они не в состоянии бороться или как-то противостоять мне, я заталкиваю их внутрь — первого, которого ударил по голове, на заднее сиденье и захлопываю дверь.
Остальные двое выглядят так, что готовы умереть от дикой боли. Я могу только представлять их ощущения, особенного того, чьи яйца я превратил в желе. Он заслуживает гораздо худшего за то, что посмел напасть на меня с ножом. Я стучу в окно водителя, Желейные Шарики опускают его вниз.
— Следующий раз не совершайте подобной ошибки, — глядя на них, резко говорю я. — Если вы вернетесь сюда, я убью вас. Передай Тони, что он еще легко отделался.
Мистер Сломанные Коленные Чашечки смотрит на меня искривленным лицом боли.
— На твоем месте… я бы не был таким самоуверенным. Ты понятия не имеешь, с кем имеешь дело. Тони не остановится ни перед чем, пока не вернет свою женщину.
— Скорее он сгорит в аду, нежели такое случится, — рычу я.
Машина резко двигается, шины хрустят по гравию. Примерно в двадцати ярдах от меня, он высовывает голову из окна и кричит:
— Мы оставили тебе подарочек в конюшне.
Глава 32
Тайсон
https://www.youtube.com/watch?v=NrIL-0AtDY4 Теперь мы свободны
Меня окатывает холодом, как только я поворачиваю голову в сторону конюшни в пятистах ярдах отсюда. Двери конюшни открыты. Боже!
Кровь на мачете!
Я пускаюсь туда бегом. Ветер хлещет в лицо, я бегу со всей силы. Останавливаюсь на пороге конюшни тяжело дыша. Чувствую страх и сладковатый запах крови. Делаю шаг вперед, не веря своим глазам. Этого не может быть. Я поворачиваю голову, заглядывая в первое стойло, отказываясь до сих верить тому, что вижу. Нет лошади. Нет моей красивой, непорочной кобылы.
Рубина лежит на сене в стойле мертвая.
— Нет, нет, нет, — бормочу я, забегая в следующее стойло. Кровь Дженни медленно собирается в лужицу под ее головой.
В полном ужасе я перехожу к следующему стойлу, неспособный отчетливо мыслить.
Кто мог это сделать?
Чудовища.
Чудовищные монстры!
Хан лежит на боку. Его глаза открыты, дыхание с хрипами, но он еще не умер. У него разорвана шея, торчит сырая и розовая плоть. Он смотрит на меня своими огромными глазами. Я бросаюсь к нему и падаю на колени. Я кладу ладони по обе стороны его морды. Я весь дрожу от ярости.
Он издает хрюкающий звук от ужасной боли.
— Шшшш… все хорошо. Все нормально. Я пришел, — говорю я, резко скручивая ему шею. Слышу хруст. Жизнь мгновенно уходит из глаз моего друга. В его глазах больше нет боли, они становятся сначала ясными, а потом начинают тускнеть.
Я поднимаюсь и иду к следующему стойлу. Матильда, которую я так любил целых восемь лет мертва. Своими же голыми руками я сломаю шею Райли. Затем я иду в стойло Фей. Я оставил ее напоследок, мне не хотелось видеть того, что с ней сотворили. Фей беременна. Она должна была вот-вот разродится. Глубоко вздохнув, я вхожу в ее стойло.
Фей лежит неподвижно на боку в луже крови, но она еще дышит, я вижу, как движется солома с ее носом. Я опускаюсь перед ней на колени. Она не узнает меня, глаза стеклянные. Она находится уже почти на пороге небытия. Я целую ее в морду и шепчу ей на ухо:
— Я люблю тебя. Продержись чуть-чуть, я спасу твоего малыша.
Я бегу обратно в дом. Запыхавшись несусь на кухню и вытаскиваю острый мясной нож из деревянного блока. Хватаю тряпки из шкафа. Затем возвращаюсь в стойло Фей.
— Ты отлично справилась, Фей. Очень хорошо. Я так горжусь тобой, — шепчу я, прежде чем сломать ей шею.
Как только я слышу хруст, разрезаю ей живот. Ее горячая кровь льется мне на руки. Я запускаю руки в ее внутренности и вытаскиваю жеребенка. Разрезаю амниотический мешок и освобождаю ее ребенка. Он неподвижно лежит на земле. Отказываясь приходить на эту жестокую землю, которая забрала его мать еще до рождения.
Я начинаю нежно массировать его конечности.
— Давай же, детка. Давай, — умоляю я его.