Первым порывом Уильяма было отказать им, сражаться за Роуана до последней капли крови, но его старший сын оттолкнул стоявшего в нерешительности отца и приветствовал ланконийцев с распростертыми объятиями. Уильям понял, что потерпел поражение. Нельзя удерживать того, кто рвется уйти. С тяжелым сердцем он поднялся в солар Лоры, где Роуан, сидя у окна, изучал очередную рукопись. Его наставник, к этому времени совершенно одряхлевший, при виде Уильяма с трудом встал и, подойдя к Роуану, медленно опустился на одно колено. Роуан изумленно поднял брови, но тут же, сообразив что-то, кивнул.
– Да здравствует король Роуан! – воскликнул старик, склонив голову.
Роуан с тяжким вздохом глянул на Лору. Та уронила шитье.
– Пора, – тихо объявил он. – Мы едем домой.
Уильям поскорее ускользнул, чтобы никто не увидел его слез.
Джура неподвижно стояла по колено в воде, высоко занеся легкое копье и пристально наблюдая за лениво плывущей рыбой, чтобы вовремя насадить ее на острие. Солнце еще не поднялось, но было достаточно светло, чтобы видеть очертания Тарновийских гор за ее спиной и тень рыбы у ее ног.
Джура бросила свободные штаны и костюм воина на берегу, оставшись в мягкой вышитой тунике, служившей главным знаком отличия ее профессии. Ноги и бедра оставались голыми. Вода была ледяной, но девушка привыкла к неудобствам и с ранних лет приучалась игнорировать боль.
Откуда-то слева послышался шум. Судя по легкости шага, сюда шла женщина. Джура не двинулась с места, но мгновенно напрягла мышцы, готовая наброситься на врага. И продолжала держать копье над головой. В любую секунду она резко обернется и метнет копье в неизвестную.
Еще минута, и Джура улыбнулась уголком губ. Это Силин! Силин, ее наставница и подруга, почти бесшумно пробирается по лесу. Успокоившись, Джура насадила на острие жирную рыбку.
– Позавтракаешь со мной, Силин? – окликнула она, снимая с копья бьющуюся добычу и бредя к берегу. Джура была очень высока, с великолепным телом, закаленным годами жестоких, изматывающих тренировок.
Силин выступила из гущи деревьев и улыбнулась подруге:
– Твой слух, как всегда, превосходен.
На ней тоже были белая туника и широкие штаны ириалского воина, дополненные высокими мягкими кожаными сапогами, перевязанными подвязками крест-накрест от щиколоток до колен. Она была столь же высока, как Джура, с длинными стройными ногами, упругой грудью, гибкой спиной и держалась прямо, как березка. Вот только лицо не отличалось такой же пугающей красотой, как у Джуры. Кроме того, последней было восемнадцать, а Силин уже исполнилось двадцать четыре, и годы оставили на ней свой след.
– Он приехал, – тихо сообщила Силин.
Единственным признаком того, что Джура услышала, была едва заметная заминка перед тем, как она принялась укладывать хворост для костра, на котором собралась жарить рыбу.
– Джура, – умоляюще пробормотала Силин, – рано или поздно ты должна будешь с этим смириться.
Она говорила на ириалском диалекте Ланконии, мягком, певучем, прокатывая звук «л».
– Он станет нашим королем.
Девушка выпрямилась и яростно развернулась лицом к подруге, так, что длинные темные косы разлетелись в разные стороны.
– Он не мой король! – злобно прошипела она. – И никогда не будет моим королем! Он англичанин! Не ланкониец! Его мать была изнеженной, безвольной англичанкой, из тех, кто целыми днями сидит у огня и шьет. У нее даже не хватило сил родить Талу много детей. Джералт – вот кто законный король! У него мать – ланконийка.
Силин, слышавшая это сотни раз, покачала головой:
– Да, Астри была прекрасной женщиной, и Джералт – великий воин, но право первородства не у него, да и Астри никогда не была законной женой Тала.
Джура отвернулась, пытаясь взять себя в руки. Во время тренировок она могла быть совершенно хладнокровной и сохранять ясность мысли, даже когда Силин изобретала очередной трюк. Но когда речь заходила о Роуане и его праве на трон, Джура совершенно теряла голову от обиды за Джералта. За много лет до ее рождения король Тал отправился в Англию поговорить с тамошним монархом и попытаться заключить союз дружбы. Но вместо того чтобы добиваться своей цели, он пренебрег делами Ланконии и поддался чарам ничтожной, ни на что не годной англичанки. Мало того, женился на ней и оставался в Англии два года. Жена произвела на свет двух жалких крошечных малышей, которые оказались слишком слабы, чтобы вернуться в Ланконию вместе с отцом, когда умерла их мать.