— Но ведь платье готово, и всего за четыре часа! — воскликнула Гардения, увидев помощницу, направляющуюся к ним с платьем.
— Здесь, полагаю, мы немного схитрили, — сказал мосье Ворт. — Честно говоря, платье было почти готово, но маркиза де Сен-Круа ожидает его только к следующей неделе, а к тому времени мы приготовим ей другое, с некоторыми изменениями, конечно. Я никогда не создаю два совершенно одинаковых платья.
— Спасибо, — поблагодарила его Гардения. — Оно прекрасно, просто прекрасно!
Это платье для дневных выездов действительно было таким, о котором она мечтала: из мягкого бледно-зеленого крепа, расшитое тесьмой и драпированное шифоном. Оно делало ее прозрачной, свежей, как сама весна. Шляпа, которая полагалась к этому платью, была из зеленой соломки и украшена крохотным венком из нарциссов. Весь туалет был простым, придавал Гардении очень юный вид, и у герцогини от восхищения перехватило дух, когда она перевела взгляд с платья на сверкающие глаза и приоткрытые губки Гардении.
— Юность, — с внезапной горечью проговорила герцогиня, — это то, что даже вы не способны создать, мосье Ворт.
Портной взглянул на нее, заметил боль в сильно накрашенных глазах и все понял.
— Не забывайте, мадам, — сказал он, — что французы предпочитают опыт, а он всегда приходит только с годами.
Герцогиня улыбнулась.
— Какой же вы дипломат, мосье Ворт, — заметила она, подбирая с дивана свою соболиную накидку. — Ну а теперь, если ты готова, Гардения, пора ехать. Думаю, на сегодня хватит магазинов. Завтра тебе надо купить перчатки, сумочки, туфли и еще целую кучу вещей. Сегодня я уже устала, и мы можем спокойно оставить все на усмотрение мосье Ворта. — Она встала и протянула ему руку. Он поцеловал ее. — Вы пообещали моей племяннице, что вечернее платье будет готово сегодня к семи.
— Все будет сделано, — заверил ее мосье Ворт, — и ваше платье для завтрашнего приема тоже будет готово вовремя. Уверяю вас, вы будете довольны.
— Надеюсь, оно произведет фурор, — сказала герцогиня.
— А для мадемуазель Уидон мы приготовим что-нибудь в стиле «юной девушки», — закончил мосье Ворт.
— Именно такой стиль я и хотела, — согласилась герцогиня.
Подобно кораблю на всех парусах, она величаво выплыла из комнаты, Гардения последовала за ней, косясь на свое отражение в зеркалах, вся дрожащая, с трудом сознающая, что это юное элегантное создание с тонкой талией и плотно облегающим корсажем — она сама. Внизу, когда они подходили к двери, она остановилась, чтобы пожать руку мосье Ворту.
— Спасибо, большое спасибо, мосье Ворт, — еще раз повторила Гардения. — Даже не знаю, как выразить вам мою признательность.
— Я просто хочу, чтобы вы всегда оставались такой очаровательной, как платье, которое я отошлю вам, — ответил мосье Ворт.
Это замечание удивило Гардению, и она с недоумением смотрела на него.
— Париж может испортить человека. Не дайте себя испортить, — пояснил портной. — Помните, одежда, как бы шикарна она ни была, только оболочка. Я не имею возможности переделать или вновь создать самого человека.
Гардения почувствовала, что у него были какие-то причины так говорить, к тому же он говорил очень тихо, чтобы тетушка, уже вышедшая на улицу, не услышала.
— Я запомню, — ответила Гардения, — и еще раз спасибо вам.
— Да поможет вам Бог, — тихо проговорил он, когда Гардения уже догоняла тетушку.
По какой-то причине последние слова мосье Ворта в некоторой степени испортили приподнятое настроение, в котором пребывала Гардения с того момента, когда надела новое платье. Она не могла объяснить, почему. Теперь будущее пугало ее. Возможно, приемы не будут такими уж веселыми. Возможно, не так уж легко, как кажется, будет угодить тете Лили, делать то, что от нее требовалось. Она не понимала, что угнетало ее. Вместо возбуждения, она ощущала только грусть.
В машине тетя Лили откинулась на подушки и прикрыла глаза.
— На самом деле мы никуда не собираемся, — сказала она, — просто я знала, что он никогда не отстанет, и мы не сможем отвязаться, если я не сошлюсь на встречу. Жан Ворт полагает, что весь мир вращается вокруг его салона. Он не очень ошибается, но покупка одежды такая утомительная штука.
— Какой же он молодец, что так быстро сделал мне платье, — заметила Гардения.
— Он никогда не может устоять против чего-то нового: нового лица, нового приема, нового состязания — вот образ его мышления, — объяснила герцогиня. — А теперь сядь прямо, Гардения, и оглядись. Ты должна запоминать всех, кто в это время дня прогуливается по Елисейским полям. Мы поедем медленно, и я хочу, чтобы они увидели тебя.
Герцогиня взяла приделанную сбоку к сиденью переговорную трубку и по-французски приказала шоферу ехать медленнее. По всей видимости, он давно привык к подобным приказам. Они так медленно продвигались вдоль тротуара, что могли неторопливо разговаривать с прохожими. Герцогиня опустила стекло, и теперь Гардении казалось, что она знает всех.
На улице можно было увидеть дам в летних платьях и с кружевными зонтиками. Дамы сидели под деревьями и разговаривали с мужчинами, одетыми в брюки с боковыми складками, которые ввел в моду король Эдуард. Мужчин украшали широкие атласные галстуки, заколотые сверкающими булавками с драгоценными камнями.
Гардения заметила, что все обращали внимание на ее тетушку, а несколько человек кивнули в знак приветствия, явно приглашая ее присоединиться к ним.
— Им интересно знать, кто ты, — сказала герцогиня Гардении. — Новое лицо в Париже — всегда событие, но я не намерена удовлетворять их любопытство сейчас. Они наперегонки бросятся ко мне в гости завтра вечером.
— У вас каждый вечер приемы? — спросила Гардения, вспоминая, что ей рассказала экономка.
— Не каждый вечер, — ответила герцогиня. — В начале недели большинство уезжает, поэтому по понедельникам и вторникам я не принимаю, а в среду, пятницу и субботу я всегда рада видеть своих друзей.
— А как сегодня? — спросила Гардения.
— Сегодня я устраиваю ужин для узкого круга, — ответила герцогиня, — а потом мы отправимся к «Максиму». Но только не ты, моя дорогая девочка. Ты должна будешь лечь спать. Это неподобающее место для юной девушки.
— Как жаль! — воскликнула Гардения. — Я много слышала о «Максиме». Там весело, да и в «Веселой Вдове» поют песню об этом ресторане.
— Полагаю, даже в «Веселой Вдове» они ясно дали понять, что это не место для девушки.
— Естественно, я не видела оперетту, — сказала Гардения. — Но в газетах печатали ноты, и мама наигрывала музыку оттуда на пианино. Вы помните, как замечательно она играла?
— А ты играешь? — поинтересовалась герцогиня.
— Немного, — ответила Гардения, — но не так хорошо, как мама. Хотите, я поиграю вам?
— Как-нибудь, когда мы будем одни, — поспешно проговорила герцогиня. — В Париже, в противоположность Англии, не интересуются любительскими концертами после ужина.
— Я не настолько самонадеянна, чтобы считать себя способной играть для ваших друзей, — сказала Гардения. — Просто мама говорила, что, когда ее мучила головная боль, моя игра очень успокаивала ее, да и папе нравилось.
— Я когда-нибудь обязательно разрешу тебе поиграть для меня, — заверила ее герцогиня тоном, который ясно дал понять Гардении, что тетушку это совершенно не интересует.
— А кто придет на ужин? — поинтересовалась Гардения.
— Увидишь, — несколько уклончиво проговорила герцогиня, — а сейчас я собираюсь прилечь. Я почти всегда стараюсь отдыхать после чая. Ах, да, ты же не обедала. Какая же я невнимательная! Я сама всегда обхожусь без обеда — я берегу фигуру. Боюсь, я полнею. Да, мосье Ворт очень сурово разговаривал со мной об этом. Но ты, детка моя, должно быть, голодна, и у тебя нет причин пытаться становиться еще тоньше. Прости меня! Я должна сказать слугам, чтобы в другой раз, когда я сижу на диете, они не забывали бы приносить тебе что-нибудь поесть.