Благодаря проникавшим в балконную дверь кинжальным лунным лучам, в казарме было довольно светло, и Бригг, не тратя зря времени, бросился будить Таскера и Лонтри.
– Если мы сделаем себе обрезание, – сообщил он, – то каждый из нас получит десятидневный медицинский отпуск.
– Отстань, – проворчал Таскер и, ухватившись за край простыни, натянул ее на голову. Лонтри остался сидеть на койке, но голова его почти сразу упала на грудь, и он заснул.
Бригг снова принялся трясти друзей.
– Да послушайте же!… – горячо шептал он, наклонившись к самой голове Таскера. – Слушай, ты, идиот! Десять дней отпуска! Десять дней, если сделать обрезание!
– Ну хорошо, – сонно согласился Таскер. – Расскажи еще раз. Если я сделаю себе обрезание… Если я сделаю что?!…
– Обрезание, – с бесконечным терпением пояснил Бригг. – Как Сэнди Джекобс. Только ему сделали обрезание, когда он был совсем маленьким.
– Отстань, – зевнул Таскер. – Отстань, ради всего святого!
Бригг посмотрел на Лонтри, который продолжал спать сидя. Неожиданно он качнулся и рухнул на подушку, словно его хватил удар. Пожав плечами, Бригг с сожалением вернулся на койку. Собаки замолчали, и он даже сумел на некоторое время забыть о ногах Фреда, ибо его разум был переполнен приятными мыслями о том, как лучше воспользоваться десятидневным отпуском.
Наконец Бригг крепко заснул и спал целых десять минут, когда Таскер разбудил его, потеребив за ухо.
– Сколько, ты говоришь, отпуск? – спросил он.
– Какой отпуск? – сонно удивился Бригг.
– За обрезание. Ты же сам только что говорил…
– А-а… – зевнул Бригг. – Десять дней, а что?
– Тогда нужно обратиться к врачу завтра же утром.
– Но не всем сразу, – возразил Бригг. – Надо растянуть это хотя бы на несколько дней. Как ты думаешь, это больно?
– Больно? Нисколько. К тому же, без этого кусочка нам будет намного удобнее.
Примерно через неделю после описанного выше исторического разговора шестеро обитателей казармы пенглинского гарнизона встретились в одной палате Британского военного госпиталя в Сингапуре. В их компанию случайно затесался рядовой Джордж Фенвик. Уши у него по-прежнему болели, но не сильнее, чем тогда, когда он регулярно погружал их в хлорированную воду бассейна; очевидно, они уже адаптировались к регулярным купаниям, зато Фенвик, проводивший в воде почти все свободное время, заработал ревматические боли в плече, которое теперь лечил в терапевтическом отделении.
Когда для проведения обрезания по медицинским показаниям в госпиталь поступили Бригг и Таскер, Фенвик уже был здесь старожилом.
– Премерзкое место, – первым делом сообщил он. – Каждый день – утром и после обеда – меня ведут в холодную комнату, в которой к тому же здорово воняет, и велят крутить огромное тяжелое колесо. Четыреста оборотов.
– Дважды в день? – тут же уточнил Таскер.
– Ага, – кивнул Фенвик. – У них там есть такие специальные часы, которые показывают, сколько раз я крутанул это колесо. К тому же к комнате приставлена медсестра, настоящая старая ведьма, которая не выпускает меня оттуда, пока я не поверну штурвал положенное число раз. Это, ребята, здорово смахивает на камеру пыток, уж вы мне поверьте…
– И как эти упражнения повлияли на твои уши? – осведомился Бригг.
– Это не для ушей, – пояснил Фенвик. – Я стараюсь осуществлять свой план, но пока я здесь, мне не удается и близко подойти к плавательному бассейну, и проклятые перепонки с каждым днем чувствуют себя все лучше. У меня в плече ревматизм – вот зачем они заставляют меня вертеть колесо.
– Может быть, тебя комиссуют из-за ревматизма? – предположил Бригг.
Фенвик уставился на него во все глаза.
– Об этом я как-то не подумал, – прошептал он наконец, расплывшись в мечтательной улыбке. – Господи! Как же я сам не сообразил! Если притвориться, будто боли распространились по всему телу и я колена не могу согнуть, то, пожалуй, мне удастся добиться досрочного увольнения по болезни. А как ты думаешь?
– Как тут обстоит дело с сиделками? – поинтересовался Таскер.
– Ужасно, – ответил Фенвик.
– Так-таки и нету ни одной хорошенькой? – с мольбой переспросил Таскер. – Ни одной не слишком страшненькой?
– Ну, – милостиво признал Фенвик, – есть тут одна ночная сестра с очень приятным голосом, да и фигура у нее ничего. Когда она проходит мимо, я нарочно выставляю в проход руку, чтобы она на нее наткнулась. Тогда сестра начинает ворчать, что она, мол, думала, будто у меня ревматизм…
– А как она выглядит? – продолжал допытываться Таскер. – Какое у нее лицо?
– Ничего особенного, – пожал плечами Фенвик, уже слегка утомленный настойчивостью товарищей. – Вот голос у нее действительно приятный.
Через день после Бригга и Таскера в тот же госпиталь были приняты Лонтри, Лонгли с его выпуклой грудью и Синклер. Офицер медицинской службы в Пенглине беспробудно пил, спасаясь от жары, и одним махом отправил всех троих в сингапурский госпиталь для гигиенического обрезания.
Чтобы не терять времени даром, Синклер приволок с собой «Атлас железных дорог мира», в котором было ровным счетом пятьсот девяносто три страницы, а Лонгли выражал робкие надежды, что пока он будет лежать в госпитале по поводу сложной операции, медики сумеют что-нибудь сделать с его горбом, который почему-то вырос спереди, а не сзади.
В тот же день после обеда всех пенглинцев, включая примкнувшего к ним в последний момент Фенвика, прооперировали и отправили обратно в палату, туго перевязав их раны узким белым бинтом.
– Что-то сильно болит, – шепнул Таскер Бриггу, томившемуся на соседней койке.
– И у меня, – ответил тот. – Уж не знаю, стоило ли терпеть… Ну, ничего, зато теперь нам дадут отпуск.