— Я думал, мы занимаемся не менее важным делом, — он неохотно отпустил ее руку и закрыл глаза.
Когда он их открыл, Джессика с бледным потерянным лицом стояла в дверях, держа листок бумаги.
— Что случилось, любимая?
— Дедушка умер.
— О, дорогая! — Тревис вскочил и, подбежав к ней, крепко обнял за плечи.
— Я думала, что он совершенно здоров, — прошептала она, — никто бы не сказал, что он болен.
— Оливер был очень пожилым человеком, Джесс.
— Да, но он был такой… такой энергичный, — она не могла отвести глаз от телеграммы. — Может, это какая-нибудь жестокая выходка Пенелопы? Я только не понимаю, что она… что она от этого выиграет.
— Пенелопа тут ни при чем, Джесс, — он осторожно взял у нее из рук телеграмму и прочитал. — Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой в Форт Ворс?
— Нет, — слезы хлынули у нее из глаз. — Нет, я должна ехать одна.
— Ты ничего не должна делать одна, дорогая. Я всегда…
— Они не примут тебя, Тревис. Они знают, что ты хотел сделать им.
— Единственное, что имеет значение для меня, это твое желание, Джесс. Если ты не против, я поеду.
Она покачала головой.
Доктор сам не понимал, в чем дело. У Оливера была легкая простуда и небольшой кашель, он даже не соблюдал постельный режим.
— Конечно, он был стар, — сказал доктор.
— Но он был совершенно здоров, — настаивала Джессика.
— Возможно, у него была пневмония, — голос доктора звучал неуверенно. — Некоторые вещи не поддаются объяснению, — добавил он.
В погребальном кортеже, двигавшемся на кладбище, было более сотни колясок. Множество людей со всей округи пришли отдать последнюю дань уважения Оливеру Дюплесси. Вначале Пенелопа, возбужденная больше обычного, заявила, что она не наденет черное. Сказала, что черный цвет ей не идет и насмешливо оглядела траурный наряд Джессики:
— Твоя мачеха всегда надевала черное на похороны. Наверно, думала, что черное ей очень идет. Конечно же нет. Как и тебе, Джессика.
— Моя мачеха, — резко отпарировала Джессика, — любит людей, а не только себя. Когда кто-нибудь умирает, она скорбит, как делают все нормальные люди.
— Ты думаешь, что я буду голосить над отцом? — Пенелопа внимательно оглядела себя в зеркале на стене. — Ну, он умер. Чем помогут ему мои слезы? А вот его деньги мне очень помогут. — Она улыбнулась своему отражению.
Как раз в это время зашел Хьюг и, услышав ее высказывания, заставил Пенелопу подняться наверх и надеть платье, соответствующее случаю.
— И, ради всего святого, не пей больше свое лекарство, пока не закончатся похороны, — добавил он.
Впервые Джессика видела, что он заставил Пенелопу сделать что-то против ее собственного желания.
Когда они покидали кладбище, Пенелопа пробормотала:
— Перестань плакать, Джессика. Меня это совершенно не впечатляет.
Часы, которые она провела без своего лекарства, значительно укротили ее нрав.
— Я думаю, что ты очень раскаиваешься, что пыталась обмануть меня, — она обняла Джессику за талию, притянув к себе. — И не надейся продолжать работать у Дюплесси, — радостно предупредила она. — Как только будет оглашено завещание, я с большим удовольствием уволю тебя.
— Я в этом не сомневаюсь, — Джессика освободилась от объятий матери и направилась к Генри Барнетту. Пенелопа больше не претендовала ни на какие родственные чувства, поэтому Джессика не чувствовала себя обязанной оставаться здесь дольше, особенно в доме матери.
— Генри, — попросила она, подойдя к Барнетту, — не могли бы вы отвезти меня на станцию? Я возвращаюсь в Бьюмонт прямо сейчас.
— Ты должна остаться в городе до оглашения завещания, — напомнил он.
— О, все знают, что в нем.
— Тем не менее ты должна быть здесь. Я тоже, хотя не представляю, почему. Ведь я никогда не вел дел Оливера Дюплесси. Хочешь пожить это время у меня, Джессика?
Она с признательностью приняла приглашение и перевезла свой немногочисленный багаж, пока не вернулась мать.
Оглашение завещания, состоявшееся на третий день после похорон, повергло в шок малочисленных наследников Дюплесси. Хьюг побледнел и изменился в лице, а Пенелопа, принявшая по такому случаю солидную дозу своего лекарства, разразилась истерикой, услышав, что основным наследником является Джессика. Оливер завещал внучке все, кроме трастового фонда, который отходил Пенелопе, основной капитал которого она не могла трогать. Управление фондом возлагалось на Генри Барнетта.