— Дорогая, тебе приснился плохой сон после того, как мать сказала тебе что-то неприятное?
— П-почему ты так д-думаешь? — Джессика стала заикаться.
«Бедняжка, она совсем не умеет лгать», — подумал он. Конечно же, причиной всего была Пенелопа. И если теперь он отступит, то он проиграет этот раунд своей теще. Тревис начинал чувствовать все большую симпатию к Джастину, бывшему когда-то женатым на этой женщине.
Между тем жена привела в порядок ночную рубашку. Этого как раз ей и не следовало делать. «Попробуем что-нибудь новенькое», — пробормотал он, обещая себе, что на этот раз она захочет его. Может, будет шокирована, но уж точно захочет.
Он улыбнулся в темноту и рывком сдернул с нее ночную рубашку.
— Тревис, я действительно не… — она замолчала, почувствовав, как его теплый нежный рот прижался к ее груди, обхватив губами сосок. Это подействовало так возбуждающе, что реакция собственного тела смутила ее. Затем, продолжая целовать груди, он начал ладонью гладить ей живот, легко, едва касаясь, медленно опускаясь к бедрам, нежному треугольнику между ними. Дрожа, почти теряя сознание, Джессика почувствовала, как от его прикосновений внутри ее нарастает чудесная, жаркая волна, как страсть бьется в ней, требуя иной, более тесной близости. Как будто угадывая ее ощущения, он ласкал ее до тех пор, пока все ее тело не стало просить большего, ноги ослабели и раздвинулись, а его рука ласкала все интенсивнее, как бы вознаграждая ее. Но этого ей было мало. Теперь она страстно жаждала его, и мало-помалу, лаская ее между ног, целуя живот и пупок, он, спустившись ниже, накрыл ртом то, к чему только что прижимались его пальцы.
— Нет! — крикнула она, пытаясь оттолкнуть от себя его голову.
Но как только ее пальцы коснулись его черных густых волос, протест сменился такой ошеломляющей страстью, как будто по ней пробежал электрический разряд. Она металась на простынях, получая невероятное наслаждение от того, что он с ней делал. Дрожь сотрясала ее тело и она закричала. Затем чудесное, невыносимое напряжение ослабло, ее тело выгнулось подобно молнии в кромешной тьме ночного неба и упало, изможденное, обессиленное и дрожащее. Тревис, накрыв ее своим телом, легко вошел в нее, и его нежное движение внутри было подобно тихому покою после разрушительной бури.
— Тебе уже не больно? — он коснулся губами ее шеи.
Она покачала головой. Его глубокие медленные движения вызывали чудесное ощущение, она как будто тонула, увлекаемая штормом его чувственности. Отдаваясь во власть восхитительных пульсирующих толчков внутри себя, пронизывающих все ее тело, она содрогнулась, застонала от наслаждения и распласталась на простынях, закинув голову и бессильно раскинув руки.
Позже, когда она уснула, Тревис улыбнулся и подумал: «Черт с тобой, Пенелопа! Ты больше никогда не встанешь между нами!» А если?.. Тревис вдруг представил, что может случиться, если Джессика узнает причину его ухаживаний и женитьбы на ней. Он повернулся и посмотрел на спящую жену. Она будет очень страдать — нежная, впечатлительная Джессика, которая даже не представляет, насколько зла Пенелопа. Что она почувствует, если узнает, что ее муж снедаем ненавистью, а ее использует для утоления этой ненависти. Он повернулся и мрачно уставился в темноту. Рискнет ли он причинить боль Джессике, чтобы отомстить за смерть отца? Он не знал.
Абрахам Хартвиг положил свою широкополую шляпу с серебряными шнурами на стол в отдельной комнате салуна, где они собрались.
— Это мистер Эрли, агент Пинкертона, один из самых лучших. Он пытается поймать Бата Кэссиди и его шайку прежде, чем они примутся за очередной поезд или банк.
Тревис внимательно посмотрел на Гамлета Эрли, маленького, худенького паренька в безупречном котелке и круглых очках в металлической оправе, больше похожего на библиотекаря, чем на детектива.
— С тех пор как я по твоей просьбе наблюдаю за Грисхемами, меня очень заинтересовал твой тесть, — продолжал лейтенант Хартвиг. — Как я тебе уже говорил на Дне труда, Грисхем в Халф Акр завел знакомство с Кэссиди, который называет себя Джимом Лоу, когда в перерывах между делами болтается в Форт Ворсе. Кэссиди появился здесь два года тому назад и, когда бывает в городе, все свое время проводит в заведении Фанни Портер. — Хартвиг помолчал, пока им подавали пиво, а когда официант ушел, продолжил: