В среду мне позвонил Билл. Он хотел знать, что же я решила – буду ли исполнителем последней воли? На другой линии у меня висел клиент, за дверью ждал подчиненный. Билл – это просто аномалия какая-то. Неужели тюрьма существовала в том же мире, что и мой офис?
– Дайте мне подумать до выходных, – ответила я.
Вечер пятницы, и по-прежнему тридцать градусов жары. Я ждала поезд из Паддингтона на восемнадцать тридцать один и попутно отправляла Девлин по электронной почте свои соображения насчет разных мелких правонарушений, обнаружившихся за компанией, занимающейся геномикой. Директор компании как-то раз забыл в поезде флешку с незашифрованными личными данными сотрудников – сексуальная ориентация, состояние здоровья, этническая принадлежность. «Короче, – подытожила я, – есть проблемные моменты».
Оливия наделала скриншоты свадебных фотографий и прислала их мне и Кристоферу, снабдив лишенными смысла комментариями: «Гигантские канапе», «Недоплатья. Гендерное меню – что за черт?»
Я перечитала свое послание Девлин и прибавила: «Как бы то ни было, я как раз сажусь на поезд. Постараюсь смотреть в оба».
Я уточнила у Итана адрес и сказала, чтобы они с Аной не встречали меня на станции. Их дом находился в Саммертауне, и мне как раз хотелось там прогуляться – Джей Пи когда-то учился здесь, и мы время от времени приезжали сюда на выходные.
Я катила чемоданчик через парк Джерико по Вудсток-стрит: помню, нам двадцать пять, мы выскакиваем из музея Эшмола[9], кривляясь, изображая посмертные маски. Двадцать семь – и мы шагаем напрямик к Порт-Мидоу[10] с плавками, купальником и бутылкой шампанского. Интересно, а она – его новая миниатюрная девушка – тоже раздевалась, когда он ее об этом просил, отпивала шампанского, прежде чем осторожно коснуться губами его, едва скрытого порослью? Но мне не в чем ее упрекнуть – она появилась гораздо позже.
Забывшись летним сном, за воротами чахли здания факультетов.
Ана увидела меня из окна комнаты на втором этаже и помахала. Вихрем мелькнула в запотевшем стекле парадной двери и в следующую секунду уже открывала мне.
Если бы Итан заказывал себе жену, как в каком-нибудь ресторане, – это была бы именно Ана Айслип. Ее отец преподавал в университете историю искусств; мать принадлежала к греческой династии судоходцев – от вопросов бизнеса она держалась в стороне, но при этом получала ежемесячные дивиденды. Отца Аны Итан узнал благодаря проекту муниципального совета «Искусство атакует», призванному помочь реабилитации жертв жестоких преступлений; спустя десять дней после их первой встречи он напросился к Айслипам на обед, в их дом, построенный исключительно из дерева и стекла, стоявший на берегу реки, – тогда и познакомился с Аной.
– «Искусство атакует»? – переспросила я, когда они вместе рассказывали мне эту историю. У каждого была своя роль, и они оба их отлично знали. – Он реально так называется?
– Да, – ответила Ана. Итан улыбался, глядя в сторону.
В тот день, когда он должен был прийти к ним на обед, Ана с утра ушла поплавать в Исиде[11]. Когда появился Итан, она сидела на берегу в купальнике и ждала, пока обсохнет. Ужасно неудобно вышло – ведь он пришел в гости раньше назначенного времени.
– Счастливый случай, – добавил Итан и поднял свой бокал.
Ана была художницей. От нее слегка пахло краской, на руках и ногах виднелись не до конца смытые мазки красок разных цветов. Ее полотна висели на стенах или стояли на полу в каждой комнате. Она писала воду и падающий на нее свет: серо-зеленую, почти гладкую поверхность Исиды; океан в последних, перед самым штормом, солнечных лучах; дрожь чьей-то руки, ставящей на стол чашку чая. В моем лофте, в Нью-Йорке, тоже висела картина Аны Айслип – море, искрящееся в полуденном солнце. «Это Греция, – пояснила она в приложенной открытке, – мой второй дом. Итан сказал, тебе понравится».
Сейчас она распахнула дверь передо мной и сразу же обняла.
– Ваша мама, – сказала она. – Господи, мне так жаль…
– Не стоит, правда.
– Вам всем, должно быть, очень непросто сейчас. – И Ана тут же просияла, покончив с соболезнованиями. – Итан в саду, идем-идем. Он уже откупорил вино, хоть я и просила его подождать. Лекс, ты выглядишь так, как будто неделю не спала.
Через отделанный деревом холл, мимо мастерско́й Аны, мимо гостиной мы прошли прямо в кухню, из которой в сад вела двухстворчатая дверь. Сквозь нее и окна на крыше вплывал внутрь летний вечер. Родители Аны оплатили перепланировку – сделали им такой подарок по случаю помолвки.
Гораций, пес Итана, примчался поздороваться со мной. Сам же Итан сидел снаружи, спиной к дому.