— Фигня какая-то, — сердито пробормотала Янка, шурша газетой.
Наверное, поднялась, чтобы уйти. Но не тут-то было. Автор нового слова в литературе тоже завозился на лавочке — видимо, удерживал свою собеседницу — и умоляюще сказал:
— Хочешь, я прочитаю тебе небольшой отрывок? А ты скажешь, как тебе, понравилось или нет… Ну пожалуйста, Яночка, очень тебя прошу…
Насколько я знаю свою дочь, она девчонка невредная. И если чужая просьба ее не особенно напрягает, старается не отказывать. Вот и теперь она согласно буркнула:
— Ну ладно уж, валяй, чего там…
На лавочке снова поерзали, вспыхнул неяркий круг света от карманного фонарика, и Макс распорядился:
— Посвети-ка мне сюда, а то что-то фигово видно…
Зашуршала бумага, и автор, смущаясь, произнес:
— Ну хотя бы вот это…
Он откашлялся и начал: «Ночь опустилась на Манхэттен. Гуалинец Цверг шел по залитой огнями улице и, высоко задрав голову, так, что черный капюшон почти сполз с зеленой головы на покатые плечи, читал иноязычный текст. Яркие неоновые буквы высвечивали загадочные символы «Happy new, 2112 year!». «Странные существа эти люди… Чужая душа — потемки…» — рассеянно подумал Цверг и, надвинув поглубже на плоское лицо капюшон плаща, устало прикрыл красные глаза. Так, следуя по улице с закрытыми глазами, он случайно задел головой прохожего аборигена. Человек грязно выругался и потер ушибленный живот. Что уж тут поделаешь, если гуалинцы — действительно карлики и порой не достают людям даже до груди… Зато маленькая собачка — до старости щенок, вот и у гуалинцев крайне сложно было определить биологический возраст… Старея, они только сильнее зеленели головой и краснели глазами. Вдруг совсем рядом раздался визг тормозов, и гудящая машина, описав красивую дугу, вылетела с проезжей части на тротуар, сметая бампером остановку с людьми. Это, оказывается, ушибленный Цвергом человек со злости запустил камнем в первый попавшийся проезжающий автомобиль. «Хомо хомини люпус эст, что означает: человек человеку волк», — подумал Цверг и снова прикрыл глаза, чтобы двинуться дальше по улице…» Классно, правда?
Янка тяжело вздохнула и ничего не ответила. А Макс, перейдя на возбужденный шепот, продолжал:
— Представляешь, такие полезные книги печатать не хотят! Ты думаешь, я не знаю, как эти ребята наверх пролезли?
— Какие ребята? — удивилась Янка.
— Да писатели эти… Толстой там, Пушкин…
— И какого из Толстых ты имеешь в виду? — прервала собеседника моя начитанная дочь.
— Да любого. Один из троих уж наверняка был масоном. А то и все три разом.
— По-моему, ты что-то путаешь, — перечила упрямая девчонка.
Но Макс, который, как видно, оседлал своего любимого конька, пропустил замечание мимо ушей и скороговоркой зачастил:
— Я же не дурак, я понимаю… Им всем масоны помогали… Да кого ни возьми из знаменитых людей, все были масонами. Пушкин вот совершенно точно был масон… Что, скажешь, это случайность? А все заладили как попугаи: «Пушкин! Пушкин! Великий русский поэт!» А что в нем великого-то? Если бы не масоны, он бы, может, и не прославился никогда… Мне вот Виолетта рассказывала, что Александр Сергеевич брал разные сказки на французском языке и хреначил их по-русски стихами…
Он замолчал, задумавшись о некрасивом поступке Пушкина, а Янка, которая никогда особенно Пушкина не жаловала, вдруг встала на защиту светила русской поэзии, заносчиво проговорив:
— Ну и что, что чужие сказки. Он же их своими стихами писал…
— Да не в этом дело, — отмахнулся непризнанный автор поучительно-развлекательных книг. — Кто про меня без протекции узнает? А братья-масоны своего всегда на поверхность вытащат. Вот как Пушкина хотя бы…
— Так ты, Максим, масон? — благоговейно прошептала Янка.
Я замерла. Вот это подарок! Моя последняя ставка сработала! Значит, Макс — масон, прав был Валентин Кузьмич! Может, дед выведал какую-то страшную тайну ордена, и Максим, чтобы не ударить в грязь лицом перед братьями, прикончил старика…
— Да нет, пока еще не масон, — огорчил меня Янкин собеседник. — Но меня со дня на день примут в братство… Симин дядя Изя договорился о посвящении в рыцари ордена, так что я тоже скоро буду знаменитым, как Пушкин и те, другие ребята. Я, собственно, и на Симе только с тем условием женился, — понизил голос философ-фантаст, — чтобы Финкели меня в масоны пристроили… А люблю-то я на самом деле Динку.
Янка тяжело засопела и нехорошим голосом спросила:
— Как это Дину? А меня зачем тогда гулять позвал?